Слуга 3(трех) господ (СИ)

— Да разным… Вот, угощаю вас кофе. В перерывах пишу рассказы. Все, что вам нужно — это передать по назначению этот конверт по прибытии. Если возьмут с поличным, прикиньтесь обезьянкой: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю. Если сильно прижмут, представьтесь агентом ЦРУ. Возможно, они захотят знать, на кого вы работаете. Но после допроса с пристрастием обязательно отпустят.

— Голову под водой будут держать, пока не сознаюсь?

— Вот-вот. Не умничайте, но и не сознавайтесь. Так что лучше не попадаться. А то один Бог знает, чего вы можете наговорить. Вам ведь хочется и дальше пользоваться дьюти-фри для провоза оригинального шотландского виски и гаванских сигар. Радуйтесь жизни, мой друг, тому, что у вас есть. И не ввязывайтесь в аферы с незнакомцами. Политика — дело грязное. Вы меня понимаете?

— Пытаюсь.

— Это значит, что однажды ваш хладный труп могут выловить из прибрежных вод, и он проделает последний путь в Институт судебной медицины, где крепкие и небрезгливые ребята в резиновых фартуках сделают вам харакири, на вашу левую ногу повесят инвентаризационный номерок как на мебель и засунут в морозильник, пока вас не опознают и не заберут родственники.

Утренняя дымка уже пропала, надвигалась обычная влажная жара. Знойное небо обрело цвет синего линялого комбинезона, который выдают на заводах и фабриках рабочему классу. Асфальт плавился. Минимаркеты с их красочно оформленными витринами зазывали купить овощей и фруктов. Юные девы слонялись туда-сюда в легких маечках и шортиках. Но я не поддался соблазну. Я не охотник ходить по магазинам, волочиться за прекрасным полом и убивать свое здоровье под южным израильским солнцем. Дома кондиционер и покой, который нам только снится. Вечером я пригласил Мириам поужинать в рыбном ресторане в Яффо, где мы бывали и нам очень понравилось. Море в этот вечерний час уже успокоилось, готовясь ко сну, еще дул свежий ветерок, солнце подсвечивало каменистый берег. Волны накатывали одна за другой, разбиваясь о волнорез на мириады блестящих брызг. Какой здесь удивительный закат, нигде такого не видел: горизонт как полоска красного золота, и на его фоне чайки кружат в замысловатом танце. У них тоже время ужина.

Еда была вкусной, спору нет, но мои мысли были заняты построением сюжетной линии. Каким будет финал? Всякое ведь может случиться и со мной, а уж с моими агентами-информаторами тем паче. Может прицепиться полиция, могут просто исчезнуть, как пропадают люди на улицах… И никто не узнает, где могилка твоя. По сценарию, сложившемуся в голове, но пока что сырому, в час X я должен предупредить Лондон о возможном провале и о том, что кто-то из информаторов оказался предателем и выдал всю группу.

— О чем ты задумался? — спросила Мириам. — Что ты тих, как день ненастный? Опечалился чему?

— …Говорит она ему. Пушкина ты тоже в школе проходила?.. Я думал о летчике.

Сине-зеленая гладь бухты перед рестораном была заполнена небольшими рыбацкими баркасами, арабскими дау с бензиновым мотором и парусом. Рыбаки только что вернулись, было видно, что улов оказался небогатым. Завтра с утра пораньше — опять в море. Может повезет…

— Летчик? Какой летчик? Почему ты о нем беспокоишься?

— Я разве тебе не рассказывал?

— Ты вообще мало рассказываешь о своих делах.

— Один такой, из репатриантов. Безработный. Хозяин уволил. Сказал: лех абайта!.. (иди домой, — ивр.).

— Пил, наверное?

— Вроде, нормальный был. Впрочем, не знаю. Но говорит, что имел дело с сельскохозяйственной авиацией, посыпал колхозные поля удобрениями и ядохимикатами. Врет, скорее всего.

— И что теперь?

— Думаю, как его приспособить к делу.

— Делу?

— Звонил Иванов, помнишь… Дал новое задание: надо, мол, подыскать летчика. А зачем, не сказал.

— Иванов смотрит на твоих агентов как на марионеток, а ты — как на героев романа. Но этот летчик — живой человек или как?

— Сам еще не решил.

— Прости… Тебе приходится несладко, я понимаю.

— И ты прости меня. Но летчик мне нужен позарез. Он — ключевая фигура в игре, которую затеяли «патриоты».