Да и на сей раз все могло закончиться куда как невесело. Мне и вправду пришлось крепко поднапрячься и использовать немногие свои знакомства, чтобы вытащить парней из тюрьмы. Их обвиняли в убийстве, насилии и грабеже. В лучшем случае – виселица. В худшем – содранная кожа, отрубленные конечности или переломанные колени… И все же мне удалось добиться лишь публичной порки и месячного искупления. Ежедневно они должны были восемь часов лежать на плитах собора, в покаянных одеждах и с остриженными головами. Также ежедневно получали по пять ударов кнутом на рынке, куда должны были ползти на коленях. Ну в конце концов все это веселье закончилось, а парни получили незабываемый жизненный опыт.
Я лишь надеялся, что они сумеют сделать из него выводы.
Концессия пришла через восемь дней, и не сомневайтесь, проверил я ее очень тщательно. И печать, и подписи были настоящими. Красная печать со львом и драконом да размашистая подпись самого епископа Хез-хезрона. Я не думал, что Кнаппе решился бы на подделку церковного документа, но береженого Господь Бог бережет. Получив бумаги, я отправился в хезский Инквизиториум, чтобы официально представиться новым братьям и зарегистрироваться в канцелярии. Восемь дней ожидания я потратил не только на развлечения. Да и что за развлечения в Хез-хезроне? Дешевые девки грязны и больны, а дорогие, как следует из самого этого слова, – дороги. Слишком дороги для бедного Мордимера, что с трудом сводит концы с концами. Но я послушал там и сям то, что послушать стоило, и… Кнаппе был прав: Элия не только не производила впечатление богобоязненной и законопослушной мещанки – напротив, похоже, скрывала некую тайну. Ганс тоже не ошибся: это дело смердело. Но у меня была концессия, и благодаря этому грядущее виделось в более радужных тонах. При том условии, конечно, что я вернусь из Сареваальда. А если уж не вернулся оттуда негодяй Русый, означало сие лишь одно: задание не из легких.
Сареваальд – руины замка в трех стае[13]
от Хез-хезрона. Замок сгорел лет сто тридцать тому, и раза три его пытались отстроить, но ничего из этого не вышло. Некий епископ даже хотел поставить на холмах церковь, но как раз случилась война с монголами, и епископа сожгли, а после войны у всех нашлись более насущные проблемы. Поэтому руины крепости так и темнели на склоне, вечно окруженные туманом и легендами. Рассказывали о детях, что не возвращались с холмов, селяне клялись, что ночью там горят огни и раздаются ужасный вой и дьявольский хохот. То, что пропадали дети, не удивляло, поскольку вокруг были только болота да глиняные карьеры, что же до селян – трудно найти среди них трезвого. Но здешние жители верили, что в руинах затаилось Зло, и селяне даже направляли прошения епископу, дабы снарядил туда экзорциста или инквизиторов. Будто у епископа нет других забот.В Сареваальд мы двинулись в вечер пятницы, с тем расчетом, чтобы всю субботу ждать на месте. Я не скрывался. Напротив: мы выехали через северные ворота, а Курнос и близнецы свято верили, что направляемся мы на работу в городок Вильвен, до которого было полдня пути. Что цель наша – Сареваальд, я рассказал им, уже когда стены Хеза скрылись с глаз.
Отчего выехали мы через северные ворота? Потому что руины Сареваальда лежали как раз к северу от города. Если кто-то следил за нами, наверняка должен был подумать: «Глядите-ка, хитрован Мордимер и его люди выезжают через северные ворота. Если бы намеревались попасть в Сареваальд, выехали бы южными, а потом тихонько обошли город». Но не было похоже, будто кто-то пытается идти за нами, а уж поверьте, вашего нижайшего слугу выучили распознавать подобные вещи.
Мы не спешили и до Сареваальда добрались к ночи. Небо было в тучах, и луна лишь время от времени показывалась из-за темной их вуали. Но даже в этом слабом свете было видно, что внутренние стены крепости сохранились весьма неплохо. Если здесь кто и появится, придется ему пройти сквозь врата, а вернее – через тот пролом, что от них остался.