Слуга Божий

– Устрою тебе епископскую концессию на весь округ Хез-хезрона. Этого разве не достаточно? – Он приподнял брови, словно удивленный моей неблагодарностью. – Выполните после для меня два-три поручения – и будем квиты.

– Концессию всегда можно дать, а потом – отобрать. Зависит от настроения Его Преосвященства, – сказал я, памятуя, что, когда епископ страдает от подагры, поступки его совершенно непредсказуемы. – Кроме того, мне ведь придется потратиться. Или вы, господин Кнаппе, полагаете, что я отправлюсь в одиночку? А помощникам нужно будет заплатить.

Мясник шевельнул губами, словно что-то подсчитывал.

– Двадцать крон, – наконец выдавил с усилием.

– Там уже погибли люди, – напомнил я ему. – Триста – и ни полугрошем меньше.

Кнаппе побагровел.

– Не смейся надо мной, попик, – сказал тихо, – потому что могу и тебе устроить визит к Северусу.

Уж и не знаю, почему некоторые зовут нас, инквизиторов, попиками. Служим Церкви, изучали теологические науки (настолько, насколько могут пригодиться в нашем деле), но, мечом Господа нашего клянусь, мы ведь не священники!

Я глянул ему прямо в глаза. Как доходит до торгов, уж поверьте мне, я не знаю страха. Дукаты, кроны, талеры, дублоны, флорены, и даже сама мысль о них обладает силой воистину волшебной. Да и к тому же угрозы – часть обряда торговли, принимать их всерьез я не намеревался. Хотя, несомненно, следует признать, что Кнаппе не принадлежал к числу воспитанных людей. И с сеансом у мастера Северуса он перебрал. Кто когда видел, чтобы официально допрашивали инквизитора? Такие дела решаются совсем иначе. Насколько я знал, инквизиторы, виновные в преступлениях, попадали под опеку столь теплую, что по сравнению с ней пытки Северуса выглядели нежнейшими ласками. Вдобавок для этого должен найтись повод позначительней гнева мясника – пусть даже и мясника с весьма серьезными связями.

– А хотел бы ты когда-нибудь повстречаться с Курносом, господин Кнаппе? – спросил я без улыбки, но и без злости.

Курносом все называли Захарию Клингбайля, которого я спас от медленной смерти в казематах и который теперь помогал в разнообразнейших моих начинаниях. Ходила о нем, о моем Курносе, дурная слава. И было это хорошо.

– Угрожаешь? – Кнаппе привстал и навис надо мною словно глыба жира.

Я внезапно ощутил бешеную ненависть и желание расквасить эту огромную морду, похожую на пудинг из кровяной колбасы. Но – сдержал себя. В конце концов, нас связывало дело, и здесь не было места личным симпатиям и антипатиям.

– Триста, господин Кнаппе, – повторил я спокойно, а он медленно опустился в кресло, словно из его тела выпустили воздух.

– Двадцать пять, – сказал, – и это мое последнее слово.

– Выбрали вы неподходящее время, – рассмеялся я. – У меня как раз хватает деньжат, чтобы спокойно подождать действительно выгодного предложения. К тому же подумайте: потом будут проблемы с ее братцами.

Я видел: ему хотелось сказать: «Это твои проблемы», – но он как-то сдержался.

– Пятьдесят, – решился, а я подумал, насколько еще сумею затянуть эту игру.

– Плюс двести, – добавил и таки потянулся за фиником.

– Тридцать сейчас и пятьдесят после дела.

– Сто сейчас и сто двадцать пять после дела. И в случае чего – задаток не возвращается.

– По пятьдесят. – Кнаппе сжал кулаки.

– Семьдесят пять и семьдесят пять и тридцатипроцентная скидка в твоих лавках до конца года.

– Десять процентов, – сказал он.

Наконец сошлись мы на семнадцати с половиной и торжественно ударили по рукам. Я был несколько удивлен, поскольку надеялся выторговать крон сто, а мысль о скидке пришла в последний момент. Кнаппе же должен был знать больше, чем говорил, – или задумал какую-то гадость. Или и вправду алкал жениться на Элии. Я лишь надеялся, что он не настолько глуп, чтобы думать, будто сумеет после завершения работы от меня избавиться. Это правда, что не было у меня концессии в Хез-хезроне, но, Боже милостивый, я ведь инквизитор! А даже Кнаппе ни скуп, ни глуп настолько, чтобы портить отношения с Инквизиториумом, который наверняка вспомнил бы о своем конфратере. Даже о таком, который не слишком известен в Хез-хезроне и у которого нет епископской концессии. Впрочем, не было у меня нужды в том, чтобы защищала меня Церковь. Да, милые мои. Бедный Мордимер – человек осторожный, осмотрительный и смиренный, но если дело доходит до проблем – в нем просыпается триединое чудовище: лев, тигр и дракон!

Кнаппе отсчитал семьдесят пять крон, а я еще велел ему поменять две золотые пятидукатовки, обрезанные по краю, и только потом спрятал мешочек под кафтан.

– Через несколько дней получишь концессию, – пообещал он.

– Буду ждать, – ответил; мне и впрямь было интересно, удастся ли ему провернуть все настолько быстро.

Впрочем, так или иначе, задаток возвращать я не предполагал. Потому что – как знать, дойдет ли дело до следующего платежа? Если Элия предстанет перед Советом, Кнаппе наверняка не будет настроен еще раз тянуться к кошелю.

– Реши это быстро и чисто, Мордимер. Да, – глянул он на меня с прохладцей, – и не вздумай обмануть. Если решишь стакнуться с девкой за моей спиной – я догадаюсь.