Слуга Божий

Я слушал несколько сбивчивый рассказ Гритты и мысленно прикидывал. Богобоязненный Бульсани купил шестерых молодых и красивых девиц с юга, после чего приказал поместить их на барку в порту. Маленькую барку, с командой из нескольких человек. Гритта не видел лиц этих людей, только слышал, что к одному из них Бульсани обратился как «отец». К кому бы это прелат мог обращаться аж с таким почтением? Но не это было самым удивительным. Самым удивительным был тот факт, что на одеянии этого человека Гритта разглядел в слабом свете принесённого фонаря вышитую пурпурную змею. Гритта не имел понятия, что означает этот символ. Я имел. Лонна тоже и именно поэтому так боялась. Пурпурную змею на своём гербе имел старый и чудаковатый кардинал Ингус Белдария, живущий в мрачных чертогах в каких-нибудь двадцати милях от Хез-хезрона. Кардинал славился поразительными наклонностями, и его выходки даже близкие к нему иерархи[139]Церкви оценивали как «достойные сожаления». А правда состояла в том, что Белдария был извращенцем и мучителем. Даже в наши дикие времена трудно встретить кого-то столь же порочного. Говорили, что он принимал ванны из крови некрещеных детей, в подземельях собрал удивительную коллекцию чрезвычайно интересных орудий, а когда его прихватывали приступы мигрени (что случалось чересчур часто), его боль облегчали только стоны пытаемых. При всём при этом, кардинал был милейшим старичком, с седой, трясущейся бородкой и голубыми, как выцветший василёк, слегка навыкате глазами. Я имел честь поцеловать некогда ему руку во время общей аудиенции (много лет тому назад, когда он ещё вёл приёмы) и запомнил его добрую улыбку. Некоторые утверждали, что кардинала хранит необычайно могущественный ангел-хранитель со вкусами, как у его подопечного. Но, как вы наверняка догадываетесь, мне никогда даже в голову не пришло спрашивать о подобных вещах моего Ангела-хранителя. В любом случае, если Бульсани служил кардиналу Бельдария, с тем же успехом я мог вернуться к достопочтенному Хильгферарфу и принести ему печальную весть о том, что его деньги пропали раз и навсегда. Тем самым, я сохранил бы чистую совесть, задаток в кармане и время, а также деньги на поиск этих проклятых еретиков, чего требовал от меня Его Преосвященствоепископ Хез-хезрона. Я поблагодарил Гритту за рассказ, не дав понять даже движением брови, что именно я из него умозаключил. Я снова остался наедине с Лонной и вновьосушил до дна бокал. Я редко напивался, и уж без всякого сомнения не мог напиться именно сегодня. Впрочем, не было причин для беспокойства, от такого слабого винца у меня бы даже голова не закружилась.

— Спасибо, Лонна, — сказал я. — Не пожалеешь об этом.

— Уже жалею, — хмыкнула она. — Я всегда мечтала о спокойной жизни, Мордимер. Об изысканной клиентуре, красивом доме и весёлых девочках. А что имею вместо этого? Инквизитора, который допрашивает меня в собственном доме, и прелата, замешанного в сношения с самим дьяволом.

Я вспомнил, что кардинала Белдария и в самом деле называли Дьяволом из Гомолло, от названия родового поместья. Впрочем, называть его дьяволом не имело особого смысла, ибо кардинал самое большее был злобным гномом, а до дьявола ему было так же далеко, как мне до ангела. Но известно, что чернь любит яркие эффекты. Конечно, это совсем не означало, что кардинал был неопасен. Наоборот, очень опасен, если бы кто-то осмелился встать на его пути. Но своим путём, интересно, почему церковь была снисходительна к этому благочестивому садисту? Откуда у него взялись такие сильные тылы? Многие сановники за меньшие грехи получали пожизненный срок в монастыре, обычно в крепко замурованной камере, под неусыпным надзором стражи. Или им просто подавали вино, после чего они умирали от заворота кишок.

Впрочем, всё это было неважным. Не мне надлежало оценивать правильность действий Церкви относительно грешников. Я — Мордимер Маддердин — был карающей десницей Церкви, а не его мозгом. К счастью. А то, что при случае я мог соединить приятное с полезным и, служа Церкви, служить также и самому себе, было только дополнительной причиной, из-за чего я любил работу. Не говоря уже о том, что бытие инквизитора и бывшего инквизитора различается ни больше, ни меньше, чем жизнь отличается от смерти.

— Хорошо, Лонна. — Я встал с кресла, хотя сиделось в нём исключительно удобно. — Ради собственной пользы держи ротик на замке, — я приложил палец к её губам.

Она пробовала отдёрнуть голову назад, но я придержал её за волосы левой рукой. Она стояла, выгнувшись, с запрокинутой назад головой и громко сопела. Но вырваться не пробовала. Я провёл кончиком указательного пальца по её полным губам.