Слуга господина доктора

Из отчета Натальи Браверман

Дело было так, я помню. Поздно вечером позвонили в дверь — я открыла. И стоял незнакомый молодой человек, на площадке — больше никого. Моя реакция была такова — я сказала: «Ну, Арсений, я так и знала, что ты припрешься не один», — хотя Арсения при этом не было. Тут ты вышел из-за стены и сказал: «Ну, Тусик, как ты угадала, что это мы?» Ты всегда любил приходить с сюрпризами. Я помню, когда ты бегал от Мариши еще на заре ваших отношений, когда она пыталась тебя домогаться, ты пришел в полночь, по пути нашел ромашку и засунул за ухо. Пришел: «Браверман, привет! Это тебе». И я была так тронута этой ромашкой, что высушила ее и долго хранила. А потом при каких-то трагических обстоятельствах она упала и рассыпалась. Я помню, я так переживала… Так много у меня было связано с этой ромашкой.

После мы долго сидели, пили дешевую «Улыбку», не то «Изабеллу» — что-то непотребное. Где-то к часу ночи… (А, мы еще стирали твои вещи в машине — то ли ты где-то промок, то ли вывалялся)…вы пошли за водкой. Я молила бога, чтобы вы больше не вернулись, но вы вернулись, и я опять сидела и терпела. С одной стороны Арсений, с другой стороны Даня, который очень старался походить на Арсения, копировал все его ужимочки, выражения, ухмылочки — в тебя он был влюблен страстной любовью, не знающей никаких границ и сексуальных различий. Ты же был горд видеть перед собой такое поклонение, преданность, признание, восхваление. Вот — привел продемонстрировать в подтверждение слышанного последние несколько недель.

Но зато какой же он красивый мальчик! Ой, красивый… Но дурачок. Маленький он был, маленький какой-то. И совсем не походил на тебя двадцатилетнего. Он старался быть тобой современным, и достаточно неумело. В общем, утомительно влиял. По правде сказать — очень я притомилась этим мальчиком. Ты двадцатилетний — ты был другой совсем, непосредственный, естественный, ну, иногда, конечно, непредсказуемый, но ты был ты. А мальчик был не мальчик. Мальчик был попыткой изобразить Арсения Емельяновича. Если бы он знал тебя двадцатилетним… Ах, нет, он не был таким счастливцем, как я!