Слуга государев

Из-за складок огромного балдахина, свисавшего над ложем де Гиша, доносился женский смех, оглашая высокие своды спальни. Через несколько минут тяжелый полог откинулся, и из-за них возникла покачивающаяся фигура обитателя покоев в съехавшем на бок парике. Нетвердой походкой, путаясь в разбросанной на полу женской одежде, он подошел к столику у окна, налил бокал вина и трясущимися руками поднес его к губам. Две юные фрейлины, оставшись в кровати, лукаво переглядываясь, всем своим видом призывали продолжить любовную игру. Но молодой человек пребывал явно в ином состоянии, вылечить которое, не могли, ни вино, ни женщины: из головы не выходила дуэль. Что-то будет. Гроза вот-вот обрушится на виновников. Черт, о чем только думал его высочество? Что эти два олуха потыкают друг в друга зубочистками и разойдутся? В любом случае не о той кровавой бойне, о которой теперь гудел весь Версаль. В коридоре послышались гулкие шаги. Вот оно! Дверь распахнулась, и де Гиш увидел офицера в сопровождении двух гвардейцев. Капитан вошел в спальню и, покосившись на дам, отчеканил:

— Сударь! Вам надлежит незамедлительно прибыть к королю!

Девушки притихли в кровати. Де Гиш застыл с бокалом. Нечасто, вот так, его звали к королю и ничего хорошего, судя потому, что доставить это известие поручили капитану гвардии, оно не сулило. Молодой человек глянул на посланника и опрокинул бокал. Терять уже нечего. Разве что, увидеться перед встречей с герцогом. Да именно. Пусть сам объясняется. В конце концов, я всего лишь сопровождал его. Вот так и скажу. Решено. Он кликнул слугу и начал одеваться.

Людовик XIV позировал для портрета, когда герцога Орлеанского и де Гиша ввели в его кабинет. Они почтительно остановились у входа, раскланялись с секретарем короля и посмотрели в сторону ширмы скрывавшей короля — из-за нее взору открывались только букли высокого парика, да царственные туфли. Людовик стоял неподвижно и многозначительно молчал. Герцог Орлеанский тоже не спешил вступать в диалог.

Де Гиш, заметно волнуясь, прошептал, обращаясь к герцогу:

— И как вы теперь решите эту проблему?

Герцог Орлеанский еле слышно обронил в ответ:

— Думаю, за нас уже все решили.

Филипп, за многие годы научившийся чувствовать любые нюансы настроения своего короля и понимавший даже его молчание, это знак действовать самому, оповестил вошедших:

— Его Величество не в духе. Тому причиной эта дуэль. Право, Ваше высочество, развлекались бы вы пьесами или иными шалостями…

Взглянув в сторону портрета, он продолжил:

— Вы бы знали, чего стоило мне упросить Его величество не доводить дело до открытого процесса. Подумать только, в секундантах — сам герцог Орлеанский, принц крови! А Вы? — повернулся он к де Гишу.

— Я? — Де Гиш поднял испуганные глаза на секретаря.

— Да, Вы, сударь мой! Король не скоро простит Вам подобное поведение. Кстати, этот раненный…один из дуэлянтов, де Ла Буш, кажется, он же ваш приятель? Соблаговолите передать ему послание короля!

Филипп подошел к краю ширмы и вопросительно посмотрел на Людовика. Тот, не прерывая позирования, лишь утвердительно кивнул. Секретарь понял, что аудиенция закончена.

Выйдя из зала, герцог облегченно вздохнул и неторопливо направился к выходу. Придворные, толпившиеся в анфиладе парадных комнат, смотрели на него и де Гиша с плохо скрываемым интересом. Внезапно раздался легкий ропот, и придворные переключились на кого-то в противоположном углу приемной. К королю гвардейцы вели Де Брезе. Он был бледен, и тем не менее, шел твердым шагом. Приблизившись к Герцогу Орлеанскому и его спутнику, он отвесил им учтивый поклон. Герцог, не ответив прошел мимо, что так же вызвало негромкий ропот среди придворных. Однако он быстро стих: в дверях королевского кабинета показался Филипп и обратился к Де Брезе:

— Король ждет Вас, шевалье!

Глава седьмая

Большим кабинетом Людовику служил Салон Войны. Живописные медальоны и росписи придворного художника Шарля Лебрена, расположенные на потолках и сводах, прославляли Его Величество, отождествляя царственный образ с героями античной мифологии. Аллегорические композиции были посвящены военным победам Людовика XIV, и декор Салона Войны состоял в основном из воинских атрибутов. По мнению художника, занимавшегося оформлением интерьера, эти росписи должны были помогать Королю-Солнцу при принятии судьбоносных решений, вселяя уверенность в несгибаемых силах Франции, ну и, вероятно, подавлять волю инакомыслящих. Так или иначе, грозные символы войны на Шарля Де Брезе особого впечатления не произвели. Правда, виной тому, скорее всего, были раны и отуманенное лихорадкой сознание. Когда он вошел в кабинет и учтиво поклонился, Людовик уже закончил сеанс позирования:

— А, это вы, Де Брезе! — он подошел к мольберту и, оценив работу, пробормотал «Прелестно». Потом сделал едва заметное движение головой. Этого было достаточно, чтобы секретарь, поклонившись, удалился вместе с художником.