Эник поднял глаза, которые сверкали из-под длинной чёлки. А потом бросился вперёд и обнял Грапишу. Она даже не ожидала, поэтому отшатнулась и чуть не упала. Но всё поняла, и сомкнула руки за спиной мальчика. Улыбнулась.
— Я этого больше всего на свете хочу… — тихо сказал он. — Может быть… когда-нибудь, когда я стану достойным… ты позволишь назвать себя… "мама"…
Это слово далось Энику нелегко. Оно было для него священным, и он часто по вечерам творил своеобразную молитву, зовя маму, которой у него никогда не было. Собственно, он звал образ. И вот, она услышала.
— Можешь называть сейчас, — позволила Грапиша и непроизвольно улыбнулась, гладя мальчика по спине. — Я буду гордиться своим сыном.
Мамой Эника Грапишу никто из встречных людей бы не назвал — слишком уж молодо она выглядела. Невысокая, хрупкая, с юным личиком. Но Эник даже восьмилетних людей считал за взрослых дядей и тётей. Тем более что сам был мелким, худым от постоянного недоедания и ростом Мастеру Раю едва по пояс.
— Как жалко, что я совсем ничего не могу и не умею… — расстроенно сказал Эник. — Тобой легко гордиться, а я…
— Неправда, — Грапиша уселась на диван, устроив мальчика у себя на коленях. Он доверчиво положил голову ей на плечо. — А кто из нас всех единственный знает язык степных?
— Ну… — Энику как-то не приходилось думать, что это — достоинство. Кому интересен язык врагов? — Разве вы с Мастером Раем не знаете?
— Я — нет, — призналась Грапиша. — Мастер Рай — не знаю. Но ты ведь со мной путешествуешь, а мне очень полезно. Вдруг я захочу поговорить со степным, кто же будет переводить?
Эник улыбнулся.
— А ещё ты не капризничаешь. Все дети капризничают, а ты — нет.
— Если буду капризничать, ты меня прогонишь, — тихо сказал мальчик.
— Разве можно прогнать собственного ребёнка? Вот ты меня прогнал бы, если бы я стала тебя ругать за немытую шею?
— Нет! — Эник крепче прижался к своей иллюзии, которая постепенно приобретала чёткость и превращалась в настоящую маму. — Я бы шею помыл! И вообще всё что хочешь сделаю!
— Для начала привыкай, что ты не один. Я тебе обещаю, — Грапиша завела руку назад, к шее, стянула через голову фигурку на верёвочке. Маленькая тёмно-синяя веерообразная ракушка. Положила на ладонь перед мальчиком. — Видишь? Этот амулет для меня — дороже всего. Я могу всё что угодно потерять, но не амулет. Если ты его наденешь, я тебя точно не потеряю.
— Ой, я не могу… — забеспокоился Эник. — А вдруг я его уроню, или он упадёт…
— Не упадёт. Он просто так не падает, — уверила мальчика Грапиша. — Давай. Это будет знак нашей крепкой дружбы. И с этого момента мы будем называться — семья.
— Тогда и я тебе кое-что дам! — загорелся Эник и снял свой амулет, который они не так давно сделали с Грапишей из странного осколка. — Ты будешь его носить, и тогда я тебя точно не потеряю!
— Спасибо, — Грапиша улыбнулась Энику. В его глазах опять появились искорки, и ей было очень приятно их видеть. — Ну что, семья?
— Семья, — тихо и серьёзно сказал Эник, не отводя глаз от самой доброй и любимой женщины на свете. От мамы. — А Мастер Рай… он совсем меня не любит, да?
— Почему ты так думаешь? — удивилась Грапиша. Потом вроде бы догадалась. — Ты думаешь, он хотел оставить тебя здесь. Но на самом деле он просто уговаривал меня тебя не бросать. А сам он… что же ты хочешь, Эник. Он ведь всё равно уедет потом. И со мной расстанется, и с тобой. Он не обещал, что будет всегда с нами.
— А я думал, — Эник чуть-чуть смутился, — что он… он мне понравился так, и все говорили… я никогда раньше такого не слышал про себя… что у меня отличный… отец…
Последнее слово он сказал очень тихо, почти неслышно.
Грапиша покачала головой.
— Для того чтобы стать твоим отцом, Мастер Рай сначала должен стать моим мужем. Ты ведь знаешь.
— Да, я знаю… но я думал, что, может быть, вы будете моими родителями, — Эник чувствовал себя наглым до предела и непроизвольно съёживался в комок. Грапиша прекрасно понимала его: папа — особенно такой, как Рай — мечта каждого мальчишки, который рос без отца. Отец очень нужен. Но ведь Эник ещё не вырос, значит, у него есть шансы.
— Эник, — загадочно начала Грапиша. В её тоне была и печаль, но мальчик почувствовал что-то ещё. Как будто ему хотят поведать какую-то тайну. — Я сейчас расскажу тебе кое-что… но запомни: это наш с тобой секрет. Обещаешь?
— Обещаю… — прошептал он, завороженный голосом Грапиши и замерший в ожидании рассказа.
— Когда-то у меня был друг, — было грустно об этом говорить, но в то же время очень приятно. Как будто снится сон про счастливое детство. — Он и сейчас есть, просто он… очень, очень далеко, и я не знаю, где. Но он меня найдёт, обязательно.
— И вы будете вместе?
Грапиша закивала, зажмурилась, чтобы прогнать печаль.
— И… я?
— Ну конечно, Эник! — девушка улыбнулась. — Я уверена, он тебе понравится.