Слуги этого мира

– Я давно уже не Наставник, а Старший! – гаркнул он. – А ну иди сюда и поприветствуй, как подобает, позорник.

– А… Простите… – поторопился с поклоном Ти-Цэ, но что-то в его голосе выдавало улыбку.

Помона неуверенно переводила взгляд с гордо приподнявшего подбородок Старшего на низко склонившего голову Ти-Цэ. Наконец, провожатый выправил плечи, и Помона не смогла удержать смешок: матерый йакит оказался ниже Ти-Цэ на дюйм или два. Последний тоже это заметил и прошептал Помоне одними губами:

– В детстве он казался мне больше.

– Что ты сказал, щенок? – повысил голос старик.

Помоне пришлось накрыть ладонью бессовестно растянувшиеся губы, да и Ти-Цэ, который оставался в плечах уже, разница в росте подняла настроение. Даже голос Старшего, который звучал грозно, словно его горло множество раз было разорвано криками и столько же раз заживало опять, не мог заставить их посерьезнеть.

– А ведь ты был у меня в воспитанниках? – прищурился Старший. – Цэ-Ти, так тебя зовут, кажется?

– Очень забавно, Наставник, – буркнул Ти-Цэ с обиженной улыбкой.

Теперь, когда счет у них сравнялся, лицо Старшего смягчилось: он улыбнулся, а могучие плечи несколько раз высоко подпрыгнули от низкого хохота.

– Ну ладно, – заговорил он сразу тона на два теплее, – разумеется, я тебя узнал. Рад нашей встрече, Ти-Цэ.

– И я рад, Наставник.

– Да неужели? – вежливо вскинул брови он и указал ему за плечо. – Как спина?

– Со следами усвоенных уроков, – сказал Ти-Цэ.

– Хорошо, – вполне искренне порадовался за него Старший, – лишь бы действительно усвоенных. Хватка у меня ничуть не ослабла. Надо будет – напорю по старому знакомству, ты только пошли сигнал. Но в следующий раз, надеюсь, получу я его вовремя. – Он посерьезнел и выразительно посмотрел на Ти-Цэ. – Мне сообщили, что ты попросил передать мне сообщение из города три дня назад. Я прибыл бы еще вчера, но птица сбилась с курса.

Глаза Ти-Цэ в прорезях маски округлились.

– Давай обсудим это потом, – сказал Старший, – сейчас есть разговор поважнее.

Наконец старик повернулся к гостье всем корпусом. Он улыбнулся ей такой мягкой улыбкой, какой мог улыбаться только отец множества дочерей, и так искренне, что Помона растаяла окончательно. Она нашла в себе силы приосаниться и улыбнуться мудрецу в ответ.

– Итак, – произнес он ласково, – передо мной Помона, так ведь?

– Да.

– Посредник человечества, значит?

– Ну… вроде того.

Старший низко хохотнул и чуть склонил голову, разглядывая ее. Помона почувствовала, как ее щеки наливаются румянцем: не привыкла к такому вниманию, и тем не менее была им польщена. Старший относился к тому восхитительному типу мужчин, который любил женщин, получал большое удовольствие от самого факта их присутствия рядом с собой без умысла увидеть каждую в своей постели. Он их уважал, умел найти в них красоту и заставлял девушек обратить внимание на собственные достоинства, которым, возможно, те не придавали большого значения до знакомства с ним.

– Славно, – сказал Старший. – Я очень рад с тобой познакомиться. Мы – я сегодня уполномочен говорить от лица всей своей цивилизации, – с нетерпением ждали встречи с тобой. Большое спасибо, что проделала такой длинный путь, и прошу прощения за все неудобства и опасности, которые тебе пришлось пережить.

– Бросьте, – несколько неуклюже отмахнулась она, но не сумела придать голосу ни кокетства, ни беззаботности, с какой говорил он. – Я… Мне наоборот…

Она вдохнула поглубже. Старший сделал вид, что ничего не заметил, и Помона начала сначала уже с большей уверенностью:

– Я очень рада была приехать. И это мне стоит благодарить вас за то, что позволили так близко познакомиться с вашим народом. Прожить чуть больше двух недель под раскидистыми ветвями древ вашей долины – огромная честь.

Улыбка Старшего стала шире: ее второй попыткой он остался доволен.

– Прекрасно. Что же, если ты готова…

– Полагаю, выбора у меня нет, – не удержалась Помона.

Старший снова вскинул брови в вежливом недоумении. Помона постаралась сгладить свою тревогу улыбкой, но быстро поняла, что этим ничего не добьется. Старший изучающе разглядывал ее так и эдак, словно видел насквозь. Ти-Цэ беспокойно топтался на месте и косился то на него, то на Помону.

Наконец, взгляд Старшего что-то зацепил. Помона впервые за многие годы, если не впервые в жизни, почувствовала себя понятой без слов. Он и в самом деле был особенным, и к тому, что он не был человеком, это не имело никакого отношения.

Лицо Старшего разгладилось. Он вздохнул, покивал и подошел ближе к ней еще на пару шагов, забыв на сей раз изобразить, что ему требуется для этого посох.

– Да. Да. Все это – большое испытание для тебя. Но выбора – отступать сейчас или не отступать никогда, – ты лишила себя сама. Почему?

– Я многое хотела бы изменить, – сказала она, пусть Старший уже наверняка предвидел ее ответ, – а стало быть, мне и брать ответственность, а не клянчить хорошей жизни у других.