Старший решил, что единственное наречие, которое могло отрезвить Ама-Ги, было то, которое нельзя было обличить в слова. Ти-Цэ со смехом отвел взгляд: в детстве даже подумать не смел, что увидит своими глазами нечто подобное. Помона же отвернулась всем корпусом, ибо ее представления об эстетике были далеки от страстно целующихся стариков.
Наконец их поцелуй распался, и Ама-Ги крепко обняла мужа. Ти-Цэ переглянулся с Помоной. Она бросила попытки понять, что здесь происходит.
– Ти-Цэ, откуда Ама-Ги знает столько языков? – спросила Помона. – Ты ведь говорил, что их не обучают?
– Так и есть. Но Наставник очень высокого мнения о своей супруге, и не мог отказать ей в желании учиться. Он учил ее понемногу сам, когда приезжал на сезон спаривания.
– И сколько языков она освоила?
– Семь, – ответил Ти-Цэ. – Она большая молодец. Произношение немного хромает – может, и вы это заметили, – но, тем не менее. Лучше всего знает человеческий. Ведь вы понимаете теперь,
Помона кивнула, и ее лицо снова стало непроницаемым. Ти-Цэ не требовалось больших доказательств того, что голова ее была набита под завязку, и нет смысла обсуждать сейчас с ней все, что она услышала от Старшего.
Он как раз направлялся к ним с приосанившейся пассией на плече, которая уже натянула гордую маску на лицо.
– Прошу прощения за то, что наша беседа завершилась при таких… непредвиденных обстоятельствах, – коротко поклонился Старший Помоне, однако изобразить вину нужным не счел. – На сегодня это все. Тебе нужно будет в кратчайший срок изучить нейтральный язык, чтобы в следующий раз мы могли представить тебя другим цивилизациям. И Ти-Цэ не примет участия в сезоне спаривания, – рявкнул он, кивнув на вздрогнувшего йакита, – пока тебя ему не обучит.
– Управимся за год, – тут же подсуетился Ти-Цэ.
– То-то же, – проворчал он, и уже с большей теплотой повернулся к супруге. – Ама-Ги, ты хорошо знаешь город, а потому не могла бы показать гостье комнату, где она может приготовиться к отъезду? Мне нужно дать еще одно поручение бестолковому служащему.
Она обиженно посмотрела на него.
– Если ты поможешь, то я быстрее освобожусь и вернусь к тебе, – подстрекал он.
– Хорошо, – сказала она, – но мы еще не закончили.
– И обязательно поговорим потом, – сказал Старший.
Она кивнула, нехотя соскользнула с его плеча и поманила Помону за собой. Посредник человечества не стала напоминать о том, что в гостевой комнате уже была, и не задавала лишних вопросов – просто шла, куда скажут. Ти-Цэ проводил ее обеспокоенным взглядом.
– Она отойдет, – сказал Старший. – Не каждый день узнаешь столько о своем мире, о прошлом и настоящем. Сними маску, – добавил он вдруг. – Дай хоть на тебя поглядеть.
Ти-Цэ только сейчас осознал, что остался с ним наедине. Он повернулся, замешкался и неловко стянул намордник под его изучающим взглядом.
Они стояли так какое-то время друг напротив друга в абсолютном молчании. Ти-Цэ снедало смущение, и он то и дело отводил взгляд. Наставник же смотрел на него, не отрываясь: в лицо, на широкие плечи, бугрящиеся мышцами руки.
– Вы хотели дать мне поручение, Наставник? – спросил Ти-Цэ, когда выдерживать его прищуренный взгляд стало совсем невыносимо.
– А ведь я и впрямь не узнал тебя с первой секунды, – протянул он, не обратив на вопрос внимания. – Голос как будто стал грубее. Или показалось?
– Думаю, это нормально, что у всех ваших учеников голос ломается дважды.
Старший не удержал смешок. Ти-Цэ осмелился поднять на него глаза.
Матерый самец еще немного молча рассматривал высокую фигуру бывшего воспитанника.
– Наша Помона высокого о тебе мнения. С чего бы? Просто прикипела к твоей компании? Как бы там ни было, она считает, что ты хорошо справился со своим ответственным заданием. И я, так уж и быть, буду с ней солидарен.
– Простите?
– А что такое? – усмехнулся он в его обескураженное лицо. – Я тебя так в детстве запугал, что с первого раза ты способен расслышать только ругань?
– Да нет, просто…
– Жаль. Значит, все-таки мало бил.
Оба сдержанно хохотнули. Они еще немного помолчали.
– Не узнал тебя еще потому, видимо, что успел слегка подзабыть твой запах. В гости ты как-то не захаживал, да и перед тем, как оставить наставничество, я взял себе еще группу учеников, и с удовольствием учуял запахи прошлого выпуска – некоторых их сыновей…
Он осекся, увидев, как изменился в лице Ти-Цэ. Он понурил голову и ссутулился, как если бы живот скрутила режущая боль. Ничто на свете не могло заставить его посмотреть Наставнику в глаза прямо сейчас.