Слуги милосердия

— Сэр. Лейтенант Сеиварден, сэр, вот чай. Никакого ответа. — Сэр. — По-прежнему ничего. Четыре острожно протянула руку и пригладила назад свободной рукой в перчатке волосы Сеиварден. — Сэр. — Тут в ее голосе чуть-чуть стали слышны смятение и страх: — Сэр, я знаю, это тяжело, но вы нужны нам.

Строго говоря, не очень. Два и Четыре вполне могли позаботиться о себе сами. Хотя, возможно, и нет, если им нужно было также постоянно ухаживать за Сеиварден.

— Нам необходимо знать, что делать дальше.

— Не имеет значения, что мы будем делать дальше, — проговорила Сеиварден, по-прежнему ушедшая в себя.

— Все покажется лучше, когда мы выпьем чаю, сэр, — сказала Четыре, по-прежнему держа в руке остывающую чашку.

— Чаю? — Сеиварден не подняла глаз, но мышцы ее шеи и плеч напряглись, словно она задумалась об этом.

— Да, сэр. И есть еще завтрак, и мы нашли прекрасные, удобные постельные принадлежности, и нам не нужно работать до завтрашнего утра. Мы можем расслабиться до конца дня, но вы нужны нам, сэр, нам надо, чтобы вы сели и выпили чаю.

Сеиварден подняла взгляд, увидела Четыре на корточках рядом с собой, чашку чая в ее руке, ее лицо, почти бесстрастное. Вероятно, только тот, кто хорошо знал Четыре, понял бы, что она готова была разрыдаться, и было бы неудивительно, если бы так и случилось. И Два, и Четыре всего лишь несколько часов назад оказались так близко к смерти, как никогда в своей жизни. Они потерпели неудачу в своей миссии, от которой — они прекрасно это знали — зависело все. Даже ближайшие несколько минут, возможно, готовили им какие-то ловушки. Сеиварден, явно не осознавая всего этого, спросила озадаченно:

— Вам нужно, чтобы я выпил чаю?

— Да, сэр. — Четыре не могла поверить облегчению, которое ощутила.

— Да, сэр, — подтвердила Два, вытаскивая из ящика одеяла. — Нам определенно нужно, чтобы вы сделали именно это.

Сеиварден моргнула. Выдохнула коротко и резко. Расцепила руки, которыми все это время обхватывала ноги, взяла чай у Амаат Два и выпила.

«Работа» заключалась в том, чтобы надеть скафандры и выйти через наспех возведенный переходный шлюз в лишенный сейчас воздуха уровень один Подсадья. Определить повреждения конструкции ни Сеиварден, ни ее Амаат не могли, не обладая необходимой подготовкой, но под наблюдением специалиста они втроем могли ставить заплаты и переносить вещи. Не такая уж интересная работа, но она требовала внимания и отвлекала их от мыслей о проблемах, решить которые они были не в состоянии.

Или но крайней мере, Сеиварден, вероятно, представляла себе, что это так. На второй день некий гражданин в скафандре приблизил лицевую панель своего шлема к шлему Сеиварден и коротко спросил:

— Трудный денек, а?

Вопрос казался довольно невинным, но, услышав его, Сеиварден внезапно и остро почувствовала что-то знакомое, а затем — невыносимое желание. Ее охватили стыд и сожаление, смешанные с отвращением. Она могла сказать все что угодно: «На самом деле нет» или даже просто категоричное «Уйдите». Вместо этого у нее вырвалось:

— У меня шунт.

— О! — произнес тот гражданин, Сеиварден отнюдь не застала его врасплох. — Тогда это будет несколько дороже. Но вы же знаете — я вижу, что знаете, — как здорово некоторая отрешенность помогает снять напряжение после трудного дня.

— Уйдите, — сказала в конце концов Сеиварден, не испытав от этого облегчения. Ее все еще подташнивало.

— Прекрасно, прекрасно. — И гражданин убрал свой шлем от шлема Сеиварден и опять занялся герметизацией своего отрезка коридора.

Сеиварден не вернулась к работе но установке заплат, но покинула площадку, не доложив распорядителю.

Она проснулась в медчасти. Несколько минут она лежала, уставившись в потолок, даже не задумываясь о том, как сюда попала. Чувствуя себя странно отдохнувшей и спокойной. Затем, должно быть, у нес всплыло воспоминание, потому что она вздрогнула, зажмурилась и закрыла рукой лицо.

— Что ж, доброе утро, лейтенант. — Голос звучал весело. Сеиварден не убрала руки, чтобы посмотреть, кто это говорил. — Вчера у вас был захватывающий вечер, хотя, к счастью для вас, большую его часть вы провели без сознания. Меня впечатлило, что вы умудрились поглотить почти две бутылки араки, прежде чем отрубиться. Выпить так много и так быстро — от этого и помереть можно. Все мы были в большой тревоге. — Голос по-прежнему звучал довольно весело. Хриплый, ровный, без малейшего признака сарказма.

Уйдите, — сказала Сеиварден, не убирая руки.

Если бы мы находились на борту вашего корабля, мне наверняка пришлось бы это сделать, продолжал голос все так же весело, но с ноткой извинения. — Но мы не там, а в медчасти базы, а это означает, что ответственность несу я. Итак, не кажется ли вам, что вы могли бы чего-нибудь съесть? Ваши солдаты — снаружи, сейчас они, правда, снят, но просили о встрече с вами, как только вы проснетесь. Может, захотите сначала поесть, и мы с вами могли бы кое-что обсудить.

— Например?