Слуги ветра

— И точно духи твое имя нашептали! — восхитился старик, бухаясь своим тощим задом на пенек у очага.

У меня в руке оказалась кость «Ветра», дорогая кость, почти любой расклад может усилить, так что проиграть можно только злому духу. Но сама по себе эта кость, появившаяся в моей руке, говорила о том, что настало время перемен, время событий, таково было ее значение. Те немногие определения странных узоров, что еще помнили опытные игроки. Отгоняя от себя эту мысль, я протянул было руку еще за одной костяшкой, да остановился, заметив, что старик не сводит с меня глаз.

— Осторожней, Брамир, не простые это кости. Мне они по наследству достались от родителя моего, а вот где он их взял, того никто не ведает.

— Ты что же, старый, веришь в древнюю магию нейфов?

В ответ на мои слова старик только засмеялся, а я схватил ближайшую костяшку и перевернул рисунком вверх.

— «Огненная земля»!

— Игра сделана, — заключил Тром, улыбаясь. — Таким раскладом хоть всю колоду бей. Ни «Вода» ни «Огонь» не возьмут такой дуплет. Ты только что вытащил две самые сильные кости в Архе.

— А что такое Арх?

— Прежде Архами называли те символы, что начертаны на каждой игральной кости. Да только это старое слово. Вот, к примеру, хочешь ты мне сказать, что беда у тебя, горе, несчастье, а грамоте не обучен, весточки на пергаменте не перешлешь. Что тогда?

— Отправлю тебе костяшку со знаком «Духа Смерти» — смекнул я.

— А я дурак старый и решу, что ты мне грозишь расправой лютой.

— Ну тогда еще «Медузу», предвестницу.

— О! Уже получше, но все одно неверно.

— Что же делать?

— Нужно послать малый Арх, это три костяшки, да только связать бечевочкой, чтоб инако не читалось. «Смерти Дух, Медуза и Король». Вот и получится, что ты словно во всю глотку орешь, будто режут тебя, убивают, помогите, люди добрые.

— Три костяшки — это малый Арх, а что же тогда большой?

— Большой Арх — это все кости, вместе взятые. Их ровно столько, сколько камней в календаре.

— Вот ведь как, а я раньше и не задумывался, и правда, ведь костей тоже двадцать четыре, как и камней.

— Только вот я тебе еще что скажу, Брамир, мальчик мой, не играй этими костями, добра не будет, не за этим они еще среди людей, не то бы нейфы бестелесные уж давно прибрали свою вещицу. Я сам ими никогда не играл и тебе не советую.

— Что ж прикажешь, гадать по ним, как старые маги или кочевые оракулы? Так то не мое ремесло.

— Время придет, они тебе сами подскажут, что с ними делать. Какое оно, твое ремесло. Будь у меня наследник, ему бы отдал, как положено, по роду, но вручаю их тебе, потому что ты мне как сын.

— Ну что ж! Давай ужинать, папаша! Совсем выстыл твой кролик. Вон и лес весь слюной изошел.

Правду сказать я сам не знал, зачем мне нужны эти кости, коль играть ими не желательно. Может, показать моему знакомому астрологу-недоучке Корвелю. А ну как что умное скажет. Видно будет, сейчас не об этом мои мысли. Ночь, проведенная с Майрой, не смогла меня отвлечь от той договорной игры, что была намечена на полдень наступающего дня. Я недоверчив и все пытаюсь увидеть подвох, который может скрываться во всех этих махинациях, но увы, как ни крути, все вроде бы даже честно получается. После, если все выгорит, то чиновничья братия мне припомнит при случае эту аферу, но надеюсь, что к тому времени я уже буду нежиться на теплом морском песке, впитывая обнаженным телом соленые брызги и ласковые лучи солнца.

В эту ночь охранники в доме аптекаря были какие-то встревоженные. Или, может, мои новые сапога слишком скрипели, не знаю, но мне показалось, что все детины-дозорные как один были настороже пуще прежнего. А вдруг аптекарь стал что-то подозревать? Надо умерить свой пыл, за такие проделки можно и в тюрьму угодить, и не откупишься. Воровская гильдия тут не поможет. Если выгорит завтра дело, точно завяжу с воровским промыслом. Вон в голове уже седые волосы стали появляться, а я все лихим козликом прыгаю по чужим огородам, пора бы уже остепениться.

Поспать вышло совсем немного. Старик так и заночевал у меня, только утром пошел к своей старой ведьме отдать золото, а то сам пропить боялся. Я чуть свет спустился к реке, прошел немного вверх по течению и искупался, разгоняя над водой тонкую пелену тумана. Вода мне показалась многим теплей, чем прохладный ветерок, дующий из долины. Пастухи гнали через скрипучий мост свои малочисленные отары, погоняя хлыстом встревоженных блеющих овец. Их путь лежал к предгорьям, туда, где трава все еще была сочной и свежей. Здешние овцы были совсем тощие. Больше пятнадцати камней в году здесь стояли жаркие и засушливые дни, так что трав было мало. В северных землях Хариди, где я родился, овцы порой так наедались, что заваливались на траву и спали по полдня. А тут, не то что посидеть не дадут, хоть лошадь бери с собой, чтоб за ними угнаться, да только откуда у пастухов лошади.