Слуги ветра

Страха не было совершенно. Меня не уличили во лжи, не предъявили обвинений и даже за руку не поймали в тот момент, когда я подрезал кошелек у сборщика налогов или напыщенного купца. Формально я был чист перед законом. Но все же предательская, отвратительная нервная дрожь пронизывала все тело, иссушала разум, притупляла чувства.

Гвардейцы не лютовали. Для них я не был простолюдином. Возможно, что они и не знали меня прежним, рыночным пройдохой и игроком. Может, действительно, я казался им владельцем крупного военного фрегата и потому подпадал именно под этот, весьма однозначный образ небесного скитальца. Хотя обобрать меня они все же сподобились. Хорошо, что в этом доме я не держал своих воровских приспособлений, отмычек, ключей, смазок и пряных порошков, не то разговор был бы совсем короткий, найди они эту утварь в моих припасах.

Тащили чуть ли не волоком кварталов десять в обход королевского двора и внутренней крепости. На ямный двор. Сам я там прежде еще не бывал, а от тех немногих, которым удавалось оттуда выбраться, ничего путного узнать не получалось. Ходили слухи, что это особая тюрьма, из которой на казнь выводили только каждого десятого. Прочие сгнивали в этих глубоких ямах. Мерзкое было местечко, нечего сказать.

Держался я достойно, конвоиры это сразу оценили и потому рук не прикладывали. Я не брыкался, не вопил во всю глотку проклятий и оправданий, смиренно шел как овца на заклание к алтарю.

В первую очередь меня интересовало устройство крепостных постов — страх страхом, а натура брала свое. Так глубоко во внутреннюю крепость я еще не заходил никогда, поэтому с интересом разглядывал все укрепления, разводные мосты и точки караульных. Солдат казалось не много, но от моего взгляда не ускользнула набитая, протоптанная дорожка вдоль стен, по которой непрерывно должен был курсировать дозорный с сигнальным гонгом в руках. Ворота были крепкие, высокие, щедро окованные железом, как любили делать в старину. Филадея был очень древний город, который не раз за всю свою историю подвергался жесточайшим разорениям, пережил несколько больших землетрясений и пожаров, перестраивался неоднократно.

Тюремщики встретили конвой довольно удивленно. Обычно им приносили хорошенько отделанных постояльцев, не способных передвигаться самостоятельно. Я был исключением, и потому сами они не знали, как со мной обращаться. Я как накурившийся кочевник мило улыбался своим душегубам и делал все, что бы мне ни приказали, не давая повода стражникам пустить в ход тростниковые дубинки.

Тюремный двор был большим и очень зловонным. На пыльной, вытоптанной земле были видны решетки, закрывающие глубокие провалы гнойных ям. Колодцев было не меньше трех десятков. Выложенные изнутри крепкими гранитными камнями, они, видимо, не одно полнолуние служат королевскому двору пристанищем для обреченных. Огороженный со всех сторон непреступной крепостной стеной, внутренний тюремный двор хорошо просматривался с высоких башен, где маячили любопытные охранники. Вдоль стен располагались деревянные клетки, в которых я насчитал не меньше двух десятков откормленных и злобных на вид боевых псов. Укреплена тюрьма была на совесть. Недаром в нее свозили преступников со всей округи и держали под особым присмотром. Ведь помимо самих тюремщиков, сторожевых псов, судя по всему вскормленных отнюдь не бараниной, тюрьму еще окружала стена королевского дворца, в котором своя охрана была, наверное, самой многочисленной во всей Филадее.

— Не повезло тебе, капитан, — сказал один из гвардейцев и добавил: — Руку бы отдал, чтобы только не оказаться на твоем месте. Уж коль скоро ты угодил к самому Гурымею на глумление, то хоть каким темным духам молись, а все одно не поможет!

— Спасибо, друг, успокоил, ты хоть цепей не снимай, будет чем удавиться.

— В яму с цепями нельзя! — строго заметил один из тюремщиков с гнилыми и почерневшими зубами. — А ну как дураки начнут кладку стен ковырять, кому чинить потом!

— Нешто у тебя рабочей силы мало! — возмутился гвардеец. — Маг не велел цепей снимать! Хочешь снять, сам делай. Тебе одно ответ держать!

Прикинув свои перспективы выслушивать порицания инквизитора жреческого совета, тюремщик решил все же не перечить воле мага и оставить цепи на мне. Не знаю пока, как они смогут понадобиться, может, действительно удавлюсь, еще до того как меня на кол водрузят, а может, и еще какую пакость задумаю.

Отставив копья и кистени, стражники тюремного двора принесли откуда-то длинную веревочную лестницу и закрепили на железном крюке возле ямы.

— Если сам не полезешь, огрею по голове и сброшу вниз, — сказал зачем-то тюремщик с гнилыми зубами. — Ноги переломаешь, здесь высота колен двадцать.

Окинув удивленным взглядом собравшихся вокруг меня конвоиров, я вцепился в упругий канат лестницы и стал спускаться, позвякивая кандалами на руках и ногах.

Высота действительно была огромной. С последней ступеньки пришлось даже спрыгнуть. Снизу лаз тюремной ямы казался небольшим отверстием, в который попадал тусклый свет заходящего солнца.