Первый раз я видел, как Орадан улыбается искренне и от души, не злобно, не надменно, а именно от души, с некоторой долей ликования. Я встал справа от наемника и спросил:
— Есть что-то, что ты хотел бы мне рассказать, мой друг Орадан? Еще в тот момент, когда ты загадочно улыбался, глядя на то, как у бугая Газара трясутся коленки перед мальчишкой, я понял, что тебе что-то известно. Скажи мне, что?
Выждав некоторое время, как бы собираясь с мыслями. Орадан подобрал с палубы кошелек Ная и ответил:
— Еще в тот первый день, когда я увидел мальчика в первый раз, там, в горах, я заметил у него на запястье шрам. Любой другой может принять этот шрам за что угодно, но только не тот, кто владеет мастерством кинжальной схватки. Этот шрам как метка мастера. Всегда во время обучения молодые ученики нарываются на один и тот же прием, хитрый и коварный. Редко, у кого из мастеров нет этой отметины. Первым делом я подумал, что наличие такого шрама у мальчишки — случайность. Но вскоре мои предположения подтвердились и другими фактами. Он из знатного рода, мой капитан. И не просто знатного, а состоятельного настолько, что у мальчика с ранних лет был весьма опытный и талантливый учитель, пожалуй, даже более матерый наемник, чем я. Мне нужно было просто удостовериться.
— Работорговец, продавший мне мальчишку, предупреждал, что с ним не так все просто. Не зря же он опаивал его сонными отварами. Вот только я не предал тогда значения его словам, посчитал излишним обращать внимание на такую деталь.
— Все дело в том, капитан, что этим искусством владеют не многие. Ему нельзя научиться, просто подглядывая за упражнениями мастера. Должна быть школа, специальные упражнения, отменный присмотр и очень много усердия.
— Как же мальчишка с такими боевыми талантами оказался в рабстве у торговца?
— Думаю, что этот самый торговец — не первый, кому пришла в голову идея опаивать мальчишку. Он и сейчас еще страдает от этого зелья. Но молодое тело быстро восстановится, избавится от яда. Кому-то он стал неугоден. И на твоем месте, Брамир, я бы не стал пока искать ответ на этот вопрос. Если мальчишка пожелает, он сам расскажет о себе. Если нет, не стоит его спрашивать. На корабле, среди нас, он в безопасности. Я не знаю, как мальчик стал рабом, ясное дело, что не по своей воле. А значит, за этим кто-то стоит. Пусть этот кто-то думает, что все свершилось.
— Знаешь, Орадан, порой мне кажется, что я сел играть в игру, правил которой не знаю. Мало того, я играю не на медный червонец, а на собственную жизнь — вот ставка в этой опасной игре.
В землях Хариди так и не нашлось купцов, или товаров, которые требовалось бы перевезти дальше по речным землям. Но лететь надо непременно. Еще не опытную команду приходилось обучать на ходу, в небе. Я сам, Хаджин, Орадан и Тром старались как могли. Мы выучивались делать быстрые развороты, управляться с парусами, ловить ветер. Правду сказать, без накладок никогда не выходило, но теперь, по крайней мере, корабль хоть немного слушался команды. Небесные скитания были делом не простым, но очень интересным. Все казалось вновь. Вплоть до ощущений и чувств, которые испытываешь. Если прежде меня угнетали какие-то угрызения совести, чувство тревоги за содеянное, вечная настороженность, то теперь на душе становилось как-то легко, спокойно. Я чувствовал, что все, что я делаю, это хорошо, это правильно. Это не воровство, не обман. Не жульничество и не афера. Я не испытывал терзаний совести, не страдал от постоянной тревоги за свою безопасность, не опасался быть узнанным в толпе обманутым мной когда-то зевакой. Все, что я делал, было благородным, достойным ремеслом, и простят меня великие духи — становилось скучно!
Четыре дня мы кружили над землями Хариди. Я даже нарочно несколько десятков мер сам вел корабль над теми местами где когда-то родился, но так и не решился приземлиться и осмотреться. Прошлой жизни словно и не существовало. Словно никогда и не было. Я все больше погружался в новое дело, увлекаясь и убеждая себя самого, что все идет как надо. Случались моменты, когда я даже с каким-то удивлением и недоумением думал о том, что собирался избавиться от этого корабля, за сущие гроши. Отдать неизвестно кому за бесценок, так и не испытав всей прелести вольной жизни небесного скитальца. Я только теперь стал понимать, что такое свобода. Независимость от законов и правил, ответственность за свои слова, мысли, решения. Во мне родилась уверенность в том, что сложные сплетения кружев судеб, что вьются в обители духов, в конечном счете, приведут меня к той цели, что мне уготована. Я просто летел по велению сердца, интуитивно выбирая направление. Не смотрел на карты, не обращал внимания на звезды, просто восторгался потоками ветра и силами стихий, что возносят нас над землей и позволяют плыть свободно и беззаботно.