Слуги ветра

На корабле осталась надежная охрана во главе с Ораданом. Най хотел остаться тоже, но я вовремя понял, что если брошу мальчишку без дела, он не даст возможности пустынному волку остаться наедине с Хаджин, которая давно вилась возле наемника, краснея всякий раз, когда тот удостаивал ее даже мимолетного взгляда. Так что пришлось тащить мальчишку с собой под предлогом покупки ему достойного оружия и одежды. Тром любезно согласился составить нам компанию и с охотой прогуляться по городку.

Перепрыгивая по дощатым настилам, наполовину утопленным в грязь, мы прошли центральную Улицу городка, то и дело заглядывая в многочисленные лавки. Некоторые мастерские и магазины были закрыты, и это казалось странным. Солнце только скрылось за горизонтом, народ отдыхает от тяжелого трудового дня, а лавочники поспешили повесить замки на закрома да склады. Как же они вообще ведут дела в таком случае? Ответом на этот вопрос стало посещение скорняка, который при нашем появлении даже не потрудился встать и оказать уважение гостям, мгновенно оценив нас беглым взглядом.

Пребывая в полной тишине, мы, недоумевая, осмотрелись, и я снял с полки ремень с бронзовой пряжкой, немногим более широкий, чем тот, что мы нашли для Ная прежде.

— Примерь-ка этот, — посоветовал я, — поверх твоей войлочной куртки должен быть впору. А может, и шубу тебе присмотрим? Что скажешь? Не гоже главному ветролову на корабле ходить в войлоке будто крестьянину. — Сказав это, я взглянул па торговца, который в свою очередь даже глазом не повел, так и продолжал сидеть за прилавком, что-то прибирая на столе.

— Скажите-ка, любезный, — обратился я к скорняку, немного теряя терпение, — сколько меди вы хотите за этот простенький пояс?

— Семь золотых, — буркнул скорняк, лишь на мгновение удостоив нас суровым взглядом из-под густых бровей.

— За пояс из рыхлой коровьей кожи, с пряжкой отлитой в каменной форме из паршивой, пористой бронзы, вы желаете получить семь золотых?! Да вы в своем уме, милейший. Где ж это видано, чтоб простенький ремень без единой бляхи, с одной только пряжкой, продавался по цене доброй лошади. Сколько же, по-вашему, стоит вон та кургузая белая овечья шуба, что висит у вас за спиной?

— Двадцать золотых, — отрезал лавочник, бурча себе под нос и пуще прежнего насупив брови.

— Да вы, добрый человек, с такими ценами рискуете сгноить товар и вовсе, неужто отбоя нет от покупателей, и всяк только и мечтает дать больше, чем просите?

— Ты, прыщ, там не вякай! — захрипел торгаш, не вставая с места. — Нет золота, так вали подобру-поздорову, торговаться со своими чумазыми земляками будешь. Я цену своей работе знаю! Только вы, степное отродье, все норовите обмануть честного человека, все словоблудите да егозите.

— Вот так на! — ухмыльнулся Тром, вынимая изо рта трубку. — И это в торговом-то городе от нашего золота нос воротят. Вы, уважаемый скорняк, либо слабы глазами, либо не вышли умом, кроме как подбивать свои шкурки, до торговых дел. Неужто и впрямь решили, что найдется на такую цену охотник, или таким образом решили показать, что не рады покупателям?

— Что вы мне зубы заговариваете! Коль нужна вещь, так будешь брать по цене, что мастер определил, просто из уважения к труду человеческому. Нет золота, так вали восвояси, а торговаться в моей лавке не позволю.

— Высокого вы, мастер, мнения о своем труде и умении. Или может, земли ваши богаты настолько, что мы со своим золотом в кругу охотников да рыболовов просто нищие с такой мошной да податью. Или скажете о золоте, что в ваших краях видно дешевле меди или серебра, коль вы запрашиваете столько за неброскую безделушку?

— Золото у нас цены обычной, как и у прочих, да вот только не каждому босяку безродному в этих землях зубоскалят да льстят в угоду.

— Дурак ты, купец, — вдруг ляпнул Най с ухмылкой. — Упрямый как баран, голова седая, а ума не нажил.

Сказав это, мальчишка поспешил выйти, потеряв всякий интерес к выставленному товару.

Я сам был родом из Хариди, но теперь, по прошествию стольких календарей, меня за своего не признавали. Да и не мудрено. Кожа потемнела от яркого, палящего солнца, одежда на мне вся южного покроя, да и красноречье я обрел под стать южанам. Уж и позабыл здешние, суровые нравы да скупых на похвалу торговцев.

Уже буквально на соседней улице, при свете одного-единственного светильника на треноге, нам попалась на глаза пуляйская повозка, крытая войлоком. Торговец, поджарый чеканщик, страдал от ячменя, вскочившего на веке, и потому в качестве лекарства то и дело прикладывался к большой крынке с медовой брагой, издавна считавшемся хорошим снадобьем от всякого рода нарывов, да держал повязку на веке с печеным репчатым луком, тоже проверенным средством. Завидев нас здоровым глазом, торговец расплылся в добродушной улыбке и затараторил в типичной для южанина манере, такой привычной нашему слуху.