Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918

Несмотря на отсутствие комплексного исследования детских рисунков периода Первой мировой войны, эта тема уже привлекала внимание современных исследований[1703]. Ю. А. Жердева отмечает, что в детских рисунках на военную тему соединяется несколько сторон психологического содержания: образная, повествовательная, декоративная и конструктивная. При этом эмоционально-образное содержание, отражающее психологические переживания или настроение ребенка, явно уступает преобладающему в военном рисунке повествовательному и конструктивному содержанию[1704]. Преобладающими оказывались батальные сцены, однако мирные тыловые сюжеты также отразились в творчестве школьников. Помимо личного опыта (наблюдений за организацией призрения беженцев, ухода за ранеными воинами в тылу), официальной репрезентации войны в визуальном пространстве, в воображаемой детской картине войны обнаруживается сказочно-мифологический пласт. Сказка наполняла детские рисунки этическими категориями (добро побеждает зло), задавала общую повествовательную линию. Сказочные протагонисты — царевичи и царевны — превращались в героев-казаков и сестер милосердия. Даже батальные сцены приобретали сказочные мотивы. Таково, например, одно из изображений поля боя, наполненного окровавленными и обезглавленными трупами немецких солдат, разбросанными повсюду ружьями, саблями и портупеями; мрачная картина дополняется лиричной сценой перевязки раненого русского солдата сестрой милосердия. Фигуры эти помещены в самом центре композиции, а за ними находится не менее сентиментальное изображение лесной опушки, на которой автор весьма достоверно обозначил деревья и даже грибы под ними. Такое внимание к деталям и лиризм композиции вполне типичны для сказочных детских сюжетов, а персонажи этой сцены легко заменяются героями сказок. Жердева обратила внимание, что один из детских портретов казака К. Крючкова обнаруживает сказочную атрибутику: на рисунке герой стоит под огромным деревом, усыпанным плодами, напоминающими «молодильные яблоки», к стволу дерева приставлена лестница, а над ним сияет солнце, гигантские лучи которого опускаются прямо к земле.

В то время как взрослые художники рисовали играющих в войну детей, дети изображали играющих взрослых. Один из рисунков был посвящен солдатскому досугу: взрослые солдаты, как дети, катаются с горки и играют в снежки. Можно отметить общую позитивно-эмоциональную направленность детских рисунков: даже тяжелораненые воины на них выглядят довольными, улыбающимися. Тем самым подсознательно дети следовали установке на тиражирование «терапевтических» образов войны как трагического, но посильного испытания, которое должно было завершиться триумфом.

Создаваемые официальной пропагандой и детским творчеством картины войны коррелировались друг с другом при том, что, являясь источником для детских рисунков, визуальные образы печатных изданий интерпретировались в соответствии с возрастными, мифопоэтическими особенностями детского мышления. В сохранившейся коллекции рисунков нет однозначных свидетельств полученной детьми психологической травмы, однако в ней встречаются образы, ставшие знаковыми в последующий период революции и Гражданской войны.

Сентиментализм открыток детского жанра вкупе с сентиментальностью детских рисунков, обращенный к «позитивным» эмоциям, противостоял милитаристской направленности пропаганды, ориентированной на развитие германофобии и шпиономании и тем самым эксплуатировавшей «негативные» эмоции. По мере затягивания войны и эмоционального истощения российского общества, устававшего от квазипатриотической риторики, сентиментальное направление печатной графики, обращенное к универсальным ценностям мирного времени, вносило некоторую лепту в дело антивоенной пропаганды.

Журнальная карикатура: от смеха к страху