Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918

В журналах писали, что непрекращающаяся канонада крупнокалиберных гаубиц «дразнит атмосферу» и природа отзывается всевозможными стихийными бедствиями, в частности непрекращающимися ливнями[2230]. Для рядовых солдат, проводивших дни в окопах под дождем, это были не просто слова, они вызывали мысли о грядущем потопе и о наступающих последних временах.

Ил. 173. Н. К. Калмаков. Гнев войны. 1915–1917

Страх перед артиллерией выражался в наделении ее не только гигантскими размерами, но и зооморфными признаками. Чаще всего орудия получали формы насекомых, в чем можно усмотреть проявление инсектофобии (боязни насекомых). В октябре 1915 г. в сатирическом журнале «Будильник» была опубликована карикатура, изображавшая пушку на лапах то ли паука, то ли кузнечика, причем ее дуло было таким же мохнатым, как и лапы. Вряд ли это изображение вызывало беззаботный смех нервированных войной читателей. Вероятно, самый жуткий образ зооморфной пушки был создан художником Н. Калмаковым на картине «Гнев войны»: чудовище на паучьих лапах возвышалось средь дыма и огня, а под его брюхом копошились детеныши-ядра с горящими глазами (ил. 173). Калмаковская пушка «пошла в тираж» и, с небольшими изменениями, выпускалась в виде почтовых открыток (ил. 174). Источники образов калмаковских пушек несложно найти в российских иллюстрированных изданиях, публиковавших фотографии и сделанные на их основе рисунки реальных гигантских гаубиц (ил. 175). Вместе с тем природу живописного образа нельзя объяснить банальным заимствованием. Дж. Боулт и Ю. В. Балыбина считают, что для творчества Н. Калмакова периода Первой мировой войны характерным стало «обескураживающее сочетание монстров, секса и смерти — „культа уродства“»[2231]. В этом смысле эстетика декаданса нашла благодатную почву в психологической (или даже патологической) атмосфере эпохи Великой войны. По-видимому, «культ войны» способствует развитию «культа уродства», хотя возможно и обратное влияние.

Ил. 174. Н. К. Калмаков. Пушка. 1914–1916. Иллюстрированная почтовая карточка

Ил. 175. Рисунок французской гаубицы // Вокруг света. 1916. № 30

Современники отмечали, что привыкание к постоянной опасности изменяло отношение к войне: некоторые комбатанты начинали находить в ней определенную эстетику. Корреспондент П. Васильковский делился собственным опытом привыкания к артобстрелу, отмечая, что он представлял собой «красивую картину, особенно разрывы гигантских „чемоданов“ и шестнадцатидюймовых „Берт“, вздымавших колоссальные столбы песку, дыма и камней. Казалось, будто вокруг нас разом проснулись многочисленные вулканы, выбрасывавшие из жерл своих кратеров целые сонмы мрачных и черных духов подземного царства, потрясавших окрестные горы и стены фортов грохочущим, визгливо радостным хохотом. И хотя сознание подсказывало, что эти эффективные взлеты несут с собой мучения и смерть, — все же трудно было оторваться от них и отвести в сторону восхищенные глаза»[2232]. Артиллерист И. Ильин наслаждался видом небесных «барашков» от выстрелов зенитных орудий: «Очень красиво, когда все небо покрывается белыми барашками и кольцами дымков, словно от гигантской папиросы»[2233].

Ил. 176. Типы сражений с точки зрения их «технологичности» по лубочным картинкам

Иногда фантасты, знакомые с наукой, делали весьма точные предсказания: в 1916 г. был опубликован рассказ «Электрическая война будущего. Из дневника военного корреспондента 2014 года», в котором была описана электромагнитная пушка (современный рельсотрон)[2234]; также писатели предсказывали появление военных аппаратов, управляемых на расстоянии по радио (современные дроны). С другой стороны, фантазия в условиях распространявшихся технофобий склонна была и преувеличивать разрушительную силу немецких изобретений. Так, например, огнемет представлялся «огненной пилой», способной резать металл, как ножницы. Якобы со слов очевидца журналист рассказывал об этом изобретении: «На расстоянии 8–10 метров от наших позиций из верхней части цилиндра со свистом и шумом показывается огненная струя, которая достигает до 5–6 метров длины. Издали, особенно вечером или ночью, наделенный этим новым адским изобретением, кажется вооруженным как бы огненными пиками. Этот огонь вызывает столь высокую температуру, что направленный на колючие проволоки, режет их как ножницами. Температура огненной струи выше точки плавления сплава, из которого составлена проволока»[2235]. Весьма показательно, что в отношении германских технических новшеств часто использовалось прилагательное «адский». Другая газета, публикуя фотографию трофейного огнемета, подписала ее: «Против закона Божьего и человеческого».