Читаем Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918 полностью

Проведенный контент-анализ сюжетов карикатур (подсчет велся на уровне сюжетов, причем в одной карикатуре могли присутствовать несколько сюжетов) наиболее известных столичных журналов («Новый Сатирикон», «Стрекоза», «Бич», «Пугач») позволяет выделить самые распространенные темы: высмеивание старого строя (как представителей династии, так и чиновников, представителей бюрократического аппарата), воспевание нового строя (комплиментарно-патриотическая карикатура, славившая завоевания революции и отдельных ее героев), страх перед голодом (в мягких формах выражавшийся в пародиях на рост цен, в более жестких воплощавшийся в образы царя-голода с косой), страх перед анархией (от анархии на бытовом уровне в форме уличных самосудов до анархии политической как предвестницы гражданской войны). Следует заметить, что военные действия, равно как и высмеивание внешних врагов России, не относились к числу тем, доминировавших в 1917 г. Падение интереса к внешнеполитической тематике происходило параллельно с ухудшением внутренней социально-экономической и политической ситуации. Как уже отмечалось, в карикатуре «Нового Сатирикона» в 1915 г. доля «внешнего врага» составляла 48,8 %, в 1916 г. она снизилась до 22,5 %, а в 1917 г. составила всего 4 %. На приведенном графике (ил. 193) видно, что накануне революции главной темой подцензурной печати был экономический кризис. Хотя как такового голода в Петрограде ни в январе, ни в феврале 1917 г. не было, известия о перебоях с поставкой хлеба, приведших к сокращению хлебных запасов, вкупе с «закрытостью» политических тем превращали продовольственный вопрос в главный объект обличавшей власть сатиры. После отмены цензуры внимание художников ожидаемо переключилось на главного «внутреннего врага» — Николая II и всех представителей царского режима. Однако перипетии российской революции приводят к тому, что с середины июня появляется новая тема — угроза анархии, в сентябре временным лидером опять становится продовольственный вопрос, вернувший в октябре лидерство страху перед анархией.


Ил. 194. Динамика позитивных и негативных эмоций, выраженных в карикатурах


Эту сюжетную динамику можно перевести в эмоциологическую плоскость, классифицировав сюжеты по эмоциональному признаку на «позитивные» (в которых воспевался новый строй или высмеивались «безопасные» пороки и персонажи прошлого) и «негативные» (связанные с неуверенностью в ближайшем будущем). В этом случае мы получим картину изменений эмоциональной атмосферы столичного общества в 1917 г. (ил. 194). Как показано на графике, Февральская революция, накануне которой доминировали негативные эмоции, а поводов для радости по мере удаления от Нового года становилось все меньше, привела к росту позитивных настроений, сохранявшихся в обществе с марта по июнь. Причем пиком эйфории явился апрель 1917 г.: к этому времени улеглись обывательские страхи о временном характере событий и раскрылся творческий потенциал современников, выражавшийся в организации и участии горожан в ряде праздничных мероприятий. Не случайно во время самой революции март — апрель получили название «медового месяца». Однако пришедшаяся на этот период эмоциональная эйфория характеризовалась и негативными с точки зрения психического здоровья тенденциями. Даже позитивные эмоции, достигающие чрезмерной силы и длительности, приводят к нервному перенапряжению, чреватому патологиями. Газеты 1917 г., дневники и воспоминания участников событий рисуют перед нами картины, когда обывательский восторг сменялся форменным массовым безумием. Как правило, это происходило на митингах-концертах, весьма популярных в период «медового месяца» революции, на которых эстрадные номера чередовались с политическими выступлениями, причем нередко артисты и политики менялись ролями, и политики начинали дирижировать оркестром или пускались в пляс. Наибольший градус эмоционального напряжения приходился на выступления министра А. Ф. Керенского: во время его речей доведенные до экстаза дамы срывали с себя украшения, солдаты — георгиевские кресты и медали и бросали к ногам «вождя революции»[2529].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное