Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918

1918 г. принес современникам новые ощущения повседневного времени, которое, как правило, воспринимается как интенсивность деятельности индивида и связано с ее характером: рутинные дела растягивают время или даже останавливают его для отдельных людей, активная хозяйственная или социально-политическая деятельность, наоборот, ускоряет бег времени. В этом плане в годы Гражданской войны можно обнаружить некий темпоральный раскол общества: идейные большевики и их противники, а также те, кто активно включился в гонку по выживанию в экстремальных условиях войны, голода, эпидемий, демонстрировали признаки футуристического восприятия времени, жили стремительно (зачастую так же стремительно погибали), в то время как на другом полюсе находились обыватели, пассивно пытавшиеся встроиться в новую социально-экономическую систему, демонстрировавшие апатию и крайнюю степень актуализма, приводившую к неверию в будущее. Вторая темпоральная модель особенно была характерна для российской интеллигенции, а также средних и зажиточных слоев — тех, кого в скором времени назовут «бывшими». Само это прилагательное указывало на то, что их время закончилось и им нет места в новой эпохе. «Бывшие» подвергались депрофессионализации, теряли социальный статус, гарантии на будущее, что приводило к подавленному психическому состоянию. Депрессия превращалась в классовый признак и в среде интеллигенции распространялись слухи, что комиссары будут расстреливать тех, кто пребывает в состоянии меланхолии[2661]. При этом психиатры фиксировали рост душевных расстройств в годы Гражданской войны и даже появление их новых форм[2662].

Следует заметить, что к психическим отклонениям относится не только подавленное состояние, но и сильное эмоциональное возбуждение, поэтому в некоторых случаях развитие чересчур активной деятельности «футуристов» также свидетельствовало о нервно-психических проблемах. Тем не менее исследователи признают, что эпоха Гражданской войны проявилась в том числе в изменении суточного ритма людей. О. М. Морозова отмечает сдвиг рабочей активности советских служащих на ночное время, при этом обращает внимание, что если сами коммунисты оправдывали свои ночные бдения трудолюбием и большими объемами работы, то их оппоненты объясняли это тягой к праздному образу жизни, обвиняя их в пьянстве и прочих пороках, которым они предавались в ночное время по месту службы[2663]. Так или иначе, но разница ритмов суточной активности соответствовала новому «классовому» делению советского общества: в условиях топливного кризиса рядовые обыватели не могли себе позволить подолгу засиживаться по вечерам, страна в годы Гражданской войны в буквальном смысле погружалась во тьму, а освещенные по вечерам и ночам окна кабинетов советских учреждений сильно контрастировали с темными фасадами жилых домов, вызывая раздражение современников.

Темное время суток как символ Гражданской войны любопытным образом отразилось в советской визуальной пропаганде. Ощущения времени визуализировались в том или ином времени суток: так, изображение утреннего восходящего солнца соответствовало футуристическим ощущениям, связанным с позитивными надеждами на светлое будущее, в то время как вечер или ночь, наоборот, соответствовали пассеизму, состоянию меланхолии. Революционные плакаты с весны 1917 г. активно использовали солярную символику, Февральская революция мыслилась как утро новой России. В годы Гражданской войны те же самые художники (Д. Моор, В. Дени) продолжали эту традицию, однако примечательно появление новых черт — изображение эпохи Гражданской войны как ночи или времени перед рассветом (первые зори до восхода солнца). Показательна в этом плане литография А. Апсита «1 мая. Рабочим нечего терять, кроме своих цепей, а приобретут они целый мир», на которой земной шар изображался на фоне ночного неба с полумесяцем (ил. 245).

Следует заметить, что изображение ночного неба иногда было вынужденным с визуально-реалистической точки зрения: на ночном небе горели пятиконечные звезды, которые, в отличие от солнца, несли в себе более точное политическое высказывание. Тем не менее игра с символами иногда приводила к полнейшей эклектике. Так, на другом плакате Апсита была изображена толпа рабочих с молотами и красными знаменами, над которой на Пегасе летел полуголый рабочий с факелом в руке, а над всем этим горела пятиконечная звезда, ассоциирующаяся с Вифлеемской[2664]. Подобная практика определения настоящего как темного времени суток хоть и соответствовала топливно-экономической и социально-психологической ситуации в стране, но вряд ли она удовлетворяла потребностям большинства обывателей, активно не вовлеченных в Гражданскую войну и желавших ее окончания вне зависимости от того, кто окажется победителем.

Ил. 245. А. Апсит. 1 мая. Рабочим нечего терять, кроме своих цепей, а приобретут они целый мир. Литография (Полонский В. Русский революционный плакат. М., 1925. С. 26)