Слушай, тюрьма!

И когда мы узнаем, что мы уже есть, и что нам тогда делать? Сейчас не время собирания смокв. Господь в Евангелии от Луки (13, 6-9) рассказывает притчу, как хозяин виноградника решил срубить бесплодную смоковницу, ибо третий год не мог сыскать на ней плода, но виноградарь сказал ему: оставь ее и на этот год, пока я окопаю ее и обложу навозом, - не принесет ли плода; если же нет, то в следующий год срубишь ее.

Значит, время дано только на то, чтобы созрел плод. Дерево узнается по плодам его, - говорит Господь. Он не сразу проклинает, обрекая на бесплодие. Он ждет... Мы подождем, защищаю я свою Церковь.

Это спор с собой, я должна понять, откуда возник этот страх, тот мучительный ужас перед вратами ада.

У страха нет природы. Он рождается или в безбожной пустоте или в умозрительной философской вере.

Вера - не интуиция, а сознательное житие.

Надо родиться заново, родиться свыше, - говорит Господь Никодиму (Иоан. 3, 3), родиться огнем в тот мир, который реален, выйдя из того, что навязан миродержцем, князем мира сего, цель которого извратить сознание, подменить христианство неохристианством, лжехристианством, полухристианством, внушая ложную мысль о власти мира над человеком.

В христианстве не бытие определяет сознание, а сознание, вера определяют бытие. У первохристиан была другая картина мира, чем у нас. Члены первохристианской Церкви обладали сознанием, которое Отцы называют ведением, они знали мир иным, чем мы. Поэтому та истинная, раннехристианская апостольская церковь так далека от "исторических" христианских церквей.

Картина мира, утвердившаяся в нашем сознании, мешает вере, делая ее умозрительной, философской, подменяя ее интуицией. Поэтому при столкновении с вратами ада она становится бессильной. Это духовное бессилие - плод компромисса с миром. Слушай слово, народ мой: готовьтесь на брань, и среди бедствий будьте как пришельцы земли. Продающий пусть будет как собирающийся в бегство, и покупающий - как готовящийся на погибель; торгующий - как не ожидающий никакой прибыли, и строящий дом - как не надеющийся жить в нем (3 Езд. 16, 41-43).

У страха нет природы, он возникает в пустоте. Се, оставляется вам дом ваш пуст... (Мф. 23, 38).

Мир хотел уничтожить Бога, создавшего мир. Миродержец хотел убить Бога и научил предавать его. Он хотел уничтожить учеников Его и научил предавать их.

Он убивал их способами, которые превосходят человеческое разумение о жестокости. С них сдирали кожу, бросали лютым зверям, жгли в огне, рвали тела железными когтями, прибивали к крестам, влачили по земле, топили, расстреливали, усекали главы. Но чем больше их мучили за веру в Бога, тем сильней они верили в Него и любили Его. Это закон христианства, он дарован Богом, его никому не удавалось и не удается отменить.

Человек начал свидетельствовать о Боге и исповедовать веру в Него с той минуты, когда он осознал себя человеком. Это свидетельство мир хочет истребить, но те, кто занимается этим, обрекают себя на вечные муки, желая разрушить то, что создал Бог и что неразрушимо.

Мир хочет убить Церковь и в течение двадцати веков изобретает новые способы ее уничтожения. От жесточайших убийств он переходит к тончайшим сделкам и компро-миссам, для того чтобы подчинить себе Церковь. Он не хочет, чтобы Церковь была не от мира сего, он хочет, чтобы она жила по законам мира, по так называемым историческим законам. Но каким бы ни было время, христианство неисторично, оно не может меняться в истории, оно меняет историю. Такова наша вера, все прочее - от лукавого.

Духовная расслабленность как результат компромисса с миром - явление отнюдь не историческое, оно не является достоянием какой-либо исторической эпохи или какого-нибудь социального строя.

Обновленчество, или неохристианство, - не русская болезнь, ею Господь может поразить любую христианскую Церковь, в какой бы точке мира она ни находилась. То христианство, которое мы получаем в Откровении Бога человеку, превыше любой исторической, социальной и политической ситуации.

Христианство Христа не от мира сего, и та подлинная картина мира, которая открывается в Библии, не только далека от всех преходящих форм (исторической, социальной, политической и прочих) человеческой жизни в мире, но независима от них по существу и смыслу своему. Смысл бытия человека в этом мире - духовная борьба, в которой проявляется его свобода.

Истинное христианство никогда не борется ни с идеологией, ни с политикой мира сего, оно призвано свидетельствовать о Боге, пришедшем спасти погибшее.

Это свидетельство - жертва любви и жажда любви. Поэтому христианство не борется ни с политикой, ни с идеологией, ни с культурой. Но не потому, что оно пассивно, а потому, что превыше мира и его институтов. В этом его сила.

Эту силу мир хочет разрушить или расточить всегда, независимо от исторических и социальных форм, в которых протекает человеческое бытие.

Христианство не борется с миром, мир борется с ним.