Слушая Ветер

– Так вот, – продолжала она: – каждое ошибочное действие или неверный расчет добавляют капельку мути в этот стакан. Чтобы понятнее это было, возьми реальный стакан с чистой водой, и начни добавлять в него чернила. Каплю за каплей. И ты увидишь, что первые капли чернил, особо ничего не меняют. Визуально, вода будет оставаться чистой довольно долго, но рано или поздно, это зависит от частоты капель и времени, станет заметно, как пропадает кристальность воды, и она начнет мутнеть. Но в жизни, между тем, помимо того, что человек совершает ошибки, он порой делает что–то выживательное, что–то доброе, что, само по себе, является чистыми каплями, добавленными все в тот же стакан. Но рано или поздно, стакан переполняется грязной водой у каждого, и его опорожняют. Это и есть смерть, если очень условно.

– То есть, если не делать ничего плохого, то будешь жить вечно? – спросил я.

– Не так все просто, но если мы говорим об "обычном" человеке, с его "нормальными" 80 годами жизни, то – да. То, на что он способен, просто поддерживая стакан чистым, может показаться чуть ли не вечностью. Но не забывай, что абсолюты недостижимы, но и конца у них тоже нет. Так что растягивать все это можно достаточно долго, настолько долго, что обычный человек назовет это бесконечным, понимаешь?

– Угу.

– Если не делать плохого и не ошибаться, или хотя бы исправлять ошибки, то человек может прожить в разы, в разы больше обычного. Но чтобы жить еще дольше, просто не делать плохого будет недостаточно.

– А что еще?

– Ещё нужно делать хорошее. Ошибки наши бывают не только в действиях. На самом деле, не менее часто, человек добавляет капли чернил в стакан, просто не делая того, что мог бы сделать. Тут есть над чем подумать.

– Например?

– Примеров бесконечное количество. Ну ладно, давай пораскинем мозгами. Ударить маленького ребенка ты сочтешь плохим поступком?

– Да.

– Хорошо. Значит, ударить его будет каплей чернил. Но вот ты видишь, как кто-то другой ударяет маленького ребенка, и ты тут, вроде, не при чем, но только, если ты не остановишь этого, то это и будет той самой каплей чернил в твой стакан. Конечно, не за действие, ведь ты его не бил, но за бездействие – ты ему не помог, решив пройти мимо, и не вмешиваться. Но капли эти будут равны, понимаешь?

– Понимаю. А если его ударила его собственная мама, или это не важно?

– Абсолютно не важно. Такие понятия как мама, папа, брат, друг, знакомый, учитель, полицейский, да что угодно – это всего лишь, социальные роли. Это игры людей. На уровне душ мы все одинаковы и равны. Мы все – представители жизни как таковой: я, ты, все эти люди вокруг, вот эта собака или те обезьянки. Просто в разных оболочках. Каждый здесь с какой–то целью и по какой–то причине. Каждое действие или бездействие может быть плохим или хорошим, главное научиться понимать, сколько пользы или вреда в том или ином событии. Нет однозначных шаблонов, всегда нужно взвешивать. И выбирать то, что приносит больше пользы, нежели вреда.

Я задумался обо всем этом. То, что она говорила, довольно легко укладывалось в моем сознании. Я вспомнил момент, когда человек пытался силой заставить Джамбо сидеть и вспомнил, какое возмущение от происходящего испытывал я, да и не только я, почти все наблюдавшие за ними.

Ведь именно это возмущение и стало потом всеобщим восхищением, когда Джесс защитила собаку. То есть получается, интуитивно, все мы были на стороне правды, но никто не взялся сделать это сам. Никто из нас, кроме Джесс, не решился вмешаться.

Но почему? Откуда этот принцип невмешательства? Похоже на страх или неуверенность, что будешь прав или надежда на то, что помощь окажет кто-нибудь другой.

Я решил, что как-нибудь в безветрие стоит над этим хорошенько подумать. А вслух я обратил внимание на то, что ветер сегодня задерживается. Обычно, в это время, уже начинало раздувать.

– Похоже, ветра сегодня не будет.

– Может и будет, но придет, видимо, ближе к ночи. Пойдем, поплаваем с масками. Это, конечно, не Красное море, к которому ты привык, но и тут есть на что посмотреть.

– Да, зато тут чаще встречаются черепахи. Я пойду, принесу маски и ласты.

– Только маски, – возразила она, – ласты нам не нужны.

– Почему?

– Тащи маски, потом объясню, я пока рассчитаюсь за завтраки.

По пути за масками я пытался вспомнить, когда я ей рассказал, о том, что провел много времени на Красном море, и рассказывал ли я это вообще. Еще я гадал, почему Джесс отказалась от ласт, ведь она не сказала, что ей не нужны ласты – это было бы вполне нормально, так как многие не любят ласты. Но она сказала, что есть какое–то объяснение и это мне показалось любопытным, потому что я сам сторонник плавать без ласт, так как я заметил, что, чем медленнее я плаваю, тем меньше подводные жители меня боятся, и тем больше я могу увидеть. Я не сказал ей об этом, решив выслушать её объяснение.