Слушая животных. История ветеринара, который продал Астон Мартин, чтобы спасать жизни

До сих пор помню, как Хелена, девушка, выросшая в самом центре Дублина, стоит посреди болота в захолустном графстве Оффали, высоко подняв руки под моросящим дождем, чтобы держать большую пластиковую бутыль из-под «Люкозада» со срезанным дном, которая служила нам воронкой. Она была соединена с длинной резиновой трубкой с иглой. Иглу эту я вводил в яремную вену больного животного. Обычно коровы были так обессилены, что удерживать их во время этой процедуры не приходилось. Но боже мой, как же тяжело порой было найти вену у обескровленных коров! Однако мои трудности не шли ни в какое сравнение со страданиями несчастной Хелены, которой приходилось неподвижно стоять, а капли крови просачивались из бутыли и заливали ее руки до самых подмышек. К счастью, Хелена была неунывающей и волевой девушкой. Именно она оказала мне тогда самую большую помощь. Чтобы перелить кровь всем заболевшим животным, мы работали всю ночь при свете трактора. После переливания я вводил коровам имидокарб, чтобы окончательно убить бабезию. Действие препарата было настолько быстрым, что многие коровы сразу же поднимались на ноги. Конечно, они были еще очень слабы, но все же это казалось настоящим чудом. Впрочем, я не был чудотворцем – и у Хелены не было иллюзий на этот счет.

Хелена была и остается замечательной женщиной – красивой, доброй и очень порядочной. Думаю, она понимала, что единственный способ быть рядом со мной – повсюду сопровождать меня, помогая во всем. На моей ржавой желтой «Мазде» мы ездили с вызова на вызов в любую погоду по извилистым проселочным дорогам, ведя нескончаемые беседы. Однажды моя верная «Мазда» застряла в грязи. Я вышел, чтобы вытолкнуть ее из колеи. Хелена водить не умела. Когда машина начала набирать обороты, она нажала на акселератор, и ржавая выхлопная труба тут же отлетела. Однако «Мазда» продолжала нам верно служить днем и ночью. Как-то вечером мы возвращались со вскрытия павшей коровы и, остановившись на берегу озера, разложили китайскую еду, купленную по дороге, прямо на капоте, превратив его в импровизированный стол. Мы любовались звездным небом и думали о своем счастье. Хелена стала первой девушкой, с которой я по-настоящему разделил свою жизнь.

Однажды мы провели ночь в «фермерском отеле», где нам обещали предоставить постель и завтрак. Это было в 1990 году, когда мы поехали в Корк на концерт Принса. Мы лежали в темноте на очень узкой кровати. Неожиданно дверь открылась, вошел маленький мальчик в пижаме и сказал: «Мистер, что вы делаете в моей постели? И куда вы дели мой горшок?» Оказалось, что это был вовсе не отель – просто фермер решил немного подзаработать, разместив нас в комнате своего сына. Мы так и покатились со смеху.

С Хеленой мне очень повезло. Если бы я на ней женился, моя жизнь могла сложиться совершенно иначе. Мне не пришлось бы страдать от разбитого сердца и разбивать другие сердца. Мы с Хеленой расстались по многим причинам, но главная – мое желание поехать в Лондон, чтобы осуществить свои мечты. Я должен был ее убедить, объяснив все лучше. Но я уехал, зная, что причиняю ей боль, и сам очень страдал от этого. Спустя какое-то время я сидел в аэропорту Хитроу, думал о Хелене, а в наушниках у меня звучала композиция Back for Good группы Take That. Трудно было найти песню, которая так соответствовала бы моему настроению. Я действительно сохранил ее фотографию – и след ее помады остался на кофейной чашке на нашей кухне, откуда я уехал. Я погнался за своей мечтой – и оставил Хелену позади.

* * *

Занимаясь ветеринарной практикой крупных животных, я не понимал, что в глазах многих (но не в моих собственных) я был самым завидным холостяком в городке. Джулия – девушка с пышной копной взъерошенных каштановых волос – была дочерью одного из клиентов. На вид ей было чуть за тридцать. Она жила с матерью в крытой соломой лачуге, где мне, к счастью, доводилось бывать только на кухне. Там женщины выкармливали из бутылочки двух маленьких поросят, в коробке, стоявшей над торфяной печкой, грелся ягненок, а над столом висела старая лампа «Священное сердце Иисуса», но свет ее с трудом пробивался сквозь клубы табачного дыма от трубки хозяйки дома.

Пока я пробирался через ухабы заваленного грязью двора, мать Джулии вышла на крыльцо, прислонилась к двери, вытащила трубку из почерневших зубов и смачно сплюнула большой ком мокроты и табака.

– А вот и вы! Как всегда, опаздываете, – упрекнула она.

«Ну да, – подумал я. – Я чертовски устал – пятый отел на сегодня, а еще только полдень».