Слушая животных. История ветеринара, который продал Астон Мартин, чтобы спасать жизни

Жарким летом свиноферма была самым зловонным местом во всем графстве Лиишь. Даже после душа я чувствовал себя грязным и вонючим. Мне приходилось зарисовывать загоны для свиней и схему водоснабжения. Кроме того, я должен был писать эссе о свиноводстве, а это было смертельно скучно. Но самым худшим днем был тот, когда мне пришлось заменить заболевшего работника. Этот горбун постоянно что-то бормотал себе под нос, и вскоре я понял почему: его работа заключалась в том, чтобы собирать сперму кабанов из-под искусственной свиньи. Это была самая неприятная работа. Нужно было залезть под деревянную свинью, в которую ничего не подозревающий кабан ввинчивал свой пенис, а потом делать движения, необходимые для того, чтобы собрать сперму в стеклянную емкость, после чего ее использовали для искусственного оплодотворения. К счастью, я справился с этим так плохо (я постарался), что больше мне такого никогда не поручали.

Неприятной была и практика на мясокомбинате. В воздухе висело зловоние с примесью тошнотворного запаха дезинфицирующего средства. Согласно требованиям я зарегистрировался, прослушал лекцию о гигиене мяса и болезнях крупного рогатого скота, а затем пошел на мясную линию вместе с квалифицированным ветеринаром. Мы срезали лимфатические узлы с каждой туши, чтобы проверять их на наличие болезней. Иногда узлы были распухшими или наполненными гноем – такие туши отбраковывались. Однажды я неправильно надел защитные кольчужные перчатки и перерезал сухожилие на большом пальце левой руки. К счастью, острый нож остановился на кости. Я замотал палец тряпкой и отправился в больницу, где все зашили. Мне повезло – остался лишь шрам и палец сохранил подвижность. В тот момент моя карьера хирурга могла закончиться, не начавшись. Но сколь бы неприятной ни была эта работа, куда тяжелее было видеть забой скота, особенно когда его не расстреливают, а оглушают, затем подвешивают за задние ноги и перерезают горло. Если бы я не вырос на ферме, не знаю, как бы я с этим справился.

Практика на молочной ферме была легче, но никак не чище. По крайней мере, там стоял знакомый, почти родной запах. На ферме имелся роторный доильный зал, довольно передовой для своего времени, с гигантской вращающейся круглой платформой и доильными загонами для коров, расположенными по кругу, как спицы колеса. Время вращения было рассчитано таким образом, что после попадания на платформу корову можно было выдоить за один полный оборот, и она сходила с платформы в том же месте. Четыре доильных стакана были соединены с регулируемым пульсатором, молоко сливалось по вакуумной трубке, но самым важным в этом деле был расчет времени. Честно говоря, я никогда не мог точно рассчитать время, я довольно медлителен, и из-за этого некоторые коровы за полный оборот платформы оставались не до конца выдоенными. В какой-то момент я отчаянно боролся с двумя наборами доильных стаканов, пытаясь одновременно установить их на двух коров, пока они невозмутимо гадили на меня сверху. По сути, так и обходился со мной фермер, пока я не приспособился и не начал работать более скоординированно.

К концу лета я уже мечтал поскорее вернуться обратно в колледж. Я перебрался в Стиллорган в Южном Дублине, поближе к ветеринарной школе, сняв комнату у пожилой дамы. У нее был еще один жилец, школьная учительница, которая постоянно включала громкую музыку в своей комнате, а в соседней квартире какой-то парень круглосуточно играл на барабанах. Шум стоял оглушительный. Все это, мягко говоря, не очень-то способствовало учебе. К моему разочарованию, в программе по-прежнему не было серьезных занятий с животными. Единственной практикой было посещение ферм, но это не было для меня внове, поскольку все мое детство было одним затянувшимся посещением фермы. Мы снова бесконечно изучали вирусологию, бактериологию, гистологию, патологию и анатомию. По стенам моей комнаты, включая пространство над кроватью, были развешаны таблицы с названиями семейств бактерий, вирусов и паразитов, но запомнить все это я все равно был не в состоянии. Я вставлял в уши беруши, чтобы хоть чуть-чуть приглушить соседскую какофонию, и пытался запомнить бесчисленное множество подвидов и различные части клеток печени и почек. Единственной вещью, не имеющей отношения к учебе, был постер с изображением Рокки Бальбоа. Саундтрек из любимого фильма звучал в моих ушах, подбадривая и вдохновляя на бесконечные занятия по вечерам. Но даже Рокки не смог спасти меня от провала на экзамене по гистопатологии, потому что я не смог назвать все части клеток. Моя память на названия никак не улучшалась.