Слушая животных

После того судьбоносного лета в Америке я спустился на землю. Начался третий год обучения в дублинской ветеринарной школе. Неожиданно я столкнулся с массой новых проблем — в том числе с ветеринарной практикой при лечении лошадей. В тот момент я должен был признать, что работа с лошадьми не для меня. Я сменил велосипед на мотоцикл «Хонда-125» и теперь мог ездить в Килдэр на конную практику на ферме. Я вырос среди овец и крупного рогатого скота и абсолютно ничего не знал о лошадях, поэтому пройти такую практику было необходимо. Я приезжал на ферму под вечер и всю ночь ожидал рождения жеребят, чтобы увидеть, как проходят роды. В другие дни я приезжал рано утром, чтобы научиться у местного ветеринара артроскопии суставов. Мне нравились лошади, а я им не очень, так что для ухода за ними я тоже был бесполезен. Удавалось мне только одно — я умел хорошо успокаивать кобыл перед родами.

Мотоцикл мой постоянно ломался. Однажды я поехал в Килдэр, не заметив, что с болта в центре рамы слетела гайка. В дороге болт расшатался и выпал, и мотоцикл развалился на части. Таким был конец моей «Хонды». Сам я не пострадал лишь чудом. К тому времени я переехал в самую убогую однокомнатную квартирку, какую только можно было вообразить. Дом располагался возле канализационного коллектора в районе Болсбридж. Кровать представляла собой широкую полку, которая прикреплялась кронштейнами к стене и опиралась на две ножки. В углу стояла маленькая кухонная плитка и два шкафчика, где я хранил свое печенье, — крысы с удовольствием угощались им по ночам. Каждое утро, когда я, ругаясь, обрезал погрызенные края печенья, чтобы хоть чем-то позавтракать, я представлял себе рецепторы удовольствия в крысином мозгу.

На вешалке бесполезно висела мотоциклетная одежда, на которую я потратился. Как-то среди ночи я проснулся и увидел, что на моей куртке сидит наглая крыса и беззастенчиво грызет мое же печенье. Я вскочил и принялся гоняться за ней по крохотной комнатке, распахнув дверь, чтобы она выскочила, но все без толку. Тогда я натянул мотоциклетные перчатки и поймал ее за хвост. Крыса вырвалась, оставив хвост у меня в руках, и заметалась по комнате, обрызгав кровью все вокруг. В конце концов я ее поймал и выбросил. Чувствовал я себя отвратительно. но что было делать? Крыса ела мои продукты и испачкала кровью всю комнату. Слава богу, что перчатки спасли меня от укусов. Жаль, что их на мне не было, когда я впервые пытался подпилить лошади зуб: протестующее животное чуть не откусило мне руку.

Я хотел больше узнать о лошадях, чтобы всему научиться. Ирландец я или нет, черт возьми! Подразумевается, что я должен был все об этом знать, ведь всем известно, что в Ирландии лучшие в мире конезаводы. И вот, наконец, у нас началась практика. Однажды я наблюдал за осмотром лошади и спросил, где можно поставить низкую четырехточечную блокаду нерва на передней ноге лошади. Ответ должен был прозвучать примерно так: между глубоким сгибателем пальцев и межкостным сухожилием на половине длины берцовой кости и ниже латеральной и медиальной поверхностей малоберцовой кости. Лектор, давно отошедший от ветеринарной практики и, как мне кажется, уверенно шагающий к завершению своей карьеры, лишь указал носком ботинка на нижнюю часть ноги лошади и сообщил, что нужно «ввести анестетик» вон туда, и тогда все получится отлично. Сам он предусмотрительно отошел в сторону, оставив меня и парня, который держал лошадь, наедине с этой непростой задачей.

Шел третий год моего обучения, а практики все еще было немного. Я так и не имел дела ни с кошками, ни с собаками — это предусматривалось лишь на четвертом курсе. И тогда я начал при любой возможности бывать в клинике для животных на Чарлмонт-стрит. Тамошний ветеринар Джон Харди познакомил меня с практической ветеринарией мелких домашних животных. Тогда я еще не знал точно, какая сфера ветеринарии привлекает меня больше всего, но был уверен в одном: я пока еще слишком мало знаю и мне предстоит долгий путь. Это стало очевидно, когда я воспользовался артериальным зажимом, чтобы вытащить из уха собаки попавшее туда семечко, и Джон обрушил на меня поток вполне заслуженных оскорблений. Он недвусмысленно дал понять, что я должен проявлять больше уважения к хирургическим инструментам и использовать их по назначению.

Может показаться, что это поучительная история и мудрый совет, поскольку инструменты — это дело важное. Но я и сегодня использую все имеющиеся инструменты для самых разных задач, из-за чего интерны и другие врачи постоянно напоминают мне, что это не по правилам. Работать по правилам мне сложно, потому что я вечно думаю о том, о чем еще не написано ни в одном учебнике. Чем больше я узнаю, тем сильнее стремлюсь вырваться за границы общепринятого, стараясь быть более дальновидным.