Я дождаться не мог окончания третьего курса, потому что твердо решил на лето снова вернуться в Америку. Мне хотелось заработать там денег, чтобы снять в Дублине жилье получше и завершить учебу в нормальных условиях. Подав заявление на студенческую рабочую визу, я вернулся в Филадельфию и впервые решил найти настоящую оплачиваемую работу.
Временно я остановился у Дона и подумывал поехать в Кейп-Мей в Нью-Джерси, чтобы поискать работу там. Помню, как нещадно палило солнце, припекая мою белую ирландскую голову, когда я, все еще преисполненный благоговейного трепета и почтения, в белой рубашке с галстуком бродил от ресторана к закусочной, интересуясь вакансиями. Я встречал геев, гетеросексуалов, белых, красных, желтых, коричневых и черных людей, с ирокезами, с пирсингом, с татуировками по всему телу — представителей рода людского со всех концов света. Я был ошеломлен этим разнообразием. Но все кухни, на которых я побывал, были одинаково грязными. Естественно. я понимал, что начинать придется с мытья посуды и уборки со столов, как всем. Это меня устраивало, но деньги нужно было зарабатывать быстро, а в курортном городке я тратил больше, чем зарабатывал.
Дон предложил поискать работу в отеле рядом с его домом, в Вэлли-Фордж. По дороге туда я прошел мимо симпатичного парня, который только что вышел из красного «Корвета», Его костюм показался мне костюмом официанта, и я спросил, не работает ли он здесь и не может ли показать мне офис менеджера банкетного зала. «Парень, это мое заведение!» — ответил он. делая широкий жест рукой. Оказалось, что это действительно так. Он был главным в коктейльном баре. Что он не мог сделать, он выдумывал; что не мог заработать, получал в виде чаевых; развлечения, которые были ему недоступны, и не стоили того; с какой девушкой он не мог познакомиться — ну, таких еще не встречалось. Мэтт был настоящим американским героем и отлично это знал.
Я прошел в офис и пообщался с банкетным менеджером Нанетт Хазз. Мы разговаривали около трех минут, но я никогда не забуду ни ее имени, ни ее красоты. Я получил работу — аллилуйя! — и карточку на вход и выход. Я понял, что могу работать хоть день и ночь, но реальные деньги делаются на чаевых, потому что зарплата составляла всего несколько долларов в час. Все дело было в качественном обслуживании, за которое полагались чаевые. Мое ирландское происхождение не было помехой. Я быстро учился, да и британское произношение оказалось очень кстати. За три месяца я заработал больше, чем мог мечтать. Вообще-то, это было не так уж и много, но в то время эта сумма казалась мне целым состоянием. Я откладывал каждый пенс, чтобы окончить ветеринарную школу.
Единственным, кто знал, что я работал на нескольких разных работах, был шеф-повар. Но это казалось ему занятным, и мы отлично ладили. Поблизости находилась концертная площадка. Как-то утром приехал целый автобус довольно голодных и требовательных музыкантов. Было около полудня, и завтрак давно остыл. Музыканты же страстно желали завтракать и мечтали о сосисках. Отказа они не принимали, поэтому шеф-повар, который навсегда останется безымянным, вытащил из ведра все сосиски, оставшиеся от завтрака, помыл их, разогрел и с улыбкой вручил мне блюдо. Музыканты получили сосиски, а я, естественно, свои чаевые. Судя по всему, тот шеф-повар относился к соблюдению правил с еще большим пренебрежением, чем я.
Я зарабатывал пять долларов здесь, десять долларов там, и это было потрясающе. В итоге я стал работать в четырех сервисных службах отеля, у каждой из которых был свой фартук. Все мои четыре фартука висели в небольшой нише, где собирали заказы для обслуживания в номерах. Однажды мои смены совпали. Во-первых, я должен был обслуживать два столика на банкете — подавать блюда и убирать со стола; во-вторых, работать в ресторане, где за мной было закреплено четыре столика; в-третьих, подавать напитки и легкие закуски — например, морковные палочки — в салат-баре в атриуме, после чего собирать бокалы. И, наконец, в-четвертых (но не в последнюю очередь по значимости!), я был в ту же смену на обслуживании номеров. Фартуки я менял быстрее, чем подгузники на младенце с диареей, а мой приятель шеф-повар смотрел на меня и покатывался со смеху.