Неизвестно, что рассказала Санка своим родителям. Неизвестно, что передала мать Санки другим женщинам племени. По с того дня дети шауни, а затем и их матери перестали избегать Станиславу.
Иногда какой-нибудь малыш откидывал полог типи и просовывал внутрь головку. Глаза его блестели любопытством, когда он осматривал внутренность шатра и скромную утварь хозяйки. Но когда Станислава знаком приглашала его войти, он убегал. И долго потом в лагере слышался его смех.
Иногда по утрам Станислава находила у порога типи подарки: беличью шкурку, мех которой сверкал на солнце, будто каждая ворсинка была вытянута из червонного золота, берестяную корзиночку с ягодами, прут, унизанный сушеными грибами, или новые мокасины. Конечно, это были подарки матерей. Но они всегда передавались детьми.
Она знала уже многих охотников и их жен в лицо.
Вот высокий Непемус — Сильная Левая Рука. Он всегда раньше всех собирается в чащу. Долго возится с луком, то натягивая, то ослабляя тетиву, выравнивает перья у стрел, тщательно зашнуровывает мокасины. Лицо у него строгое и серьезное. Костюм ладно пригнан. Волосы всегда расчесаны аккуратным пробором и двумя черными прядями падают на грудь. Концы прядей заплетены и украшены беличьими хвостиками.
Спокойный и рассудительный Овасес. У него худощавое лицо с сильно выдающимися скулами, и ходит он всегда горбясь, подав тело вперед, будто в любой момент готов к прыжку. Наверное, за это ему и дали имя Дикий Зверь. На первый взгляд он кажется замкнутым и суровым. Однако Станислава знает, что он добр и любит детей.
Вот Гичи-Вапе — Большое Крыло, тот самый, который принес ее на своей широкой спине в охотничий лагерь. Когда он выходит из своей типи, вокруг него собираются собаки, повизгивая от нетерпения. Большое Крыло достает из кожаного мешочка куски сушеной рыбы и бросает собакам. Увидев Станиславу, вежливо поднимает руку. На Совете старейшин Гичи-Вапе сказал, что она бежала из Страны Белых, спасая жизнь. Он высказался за то, чтобы оставить ее в племени. И его поддержал Высокий Орел. Это передала ей Ва-пе-ци-са.
Рядом с типи Большого Крыла стоит типи Желтого Мокасина. Мокасину всего девятнадцать лет, прошлой осенью он прошел посвящение и стал воином. У нею красивое смуглое лицо и танцующая походка. И молодая жена Розовая Заря, Горкоганос. Горкоганос поет. Когда Мокасин дома, она поет веселые песни и порхает по лагерю, как листок ясеня, подхваченный ветром. Но если Мокасин долго не возвращается из чащи, она разводит у типи небольшой костер и, сидя на корточках, молча смотрит в огонь. Так она может просидеть всю долгую ночь…
А по земле уже идет Месяц Ягод, и тропа солнца на небе начинает укорачиваться.
Ушли вдаль тени прошлого.
И теперь кажется Станиславе, что никогда раньше она не жила так вольно. Даже там, в бухте Святого Лаврентия, когда дети зверобоев выводили на обратной стороне заячьих шкурок тонким угольком свои первые буквы, она чувствовала себя выброшенной из круга. Все главное осталось на родине, в Польше. А Чукотка была тюрьмой, и приговор висел над ней как вечное проклятие.
Здесь, на второй год жизни в Канаде, перед лицом больших лесов, прозрачных озер и синих гор, родилось новое чувство. Она еще не могла его объяснить, но оно постепенно смывало тоску, слезы бессилия и горечь. Здесь жизнь принадлежала только ей, и от самой Станиславы зависело, какой путь выбрать. Она сама подошла к границе и перешагнула ее.
В Месяц Ягод в селении обычно оставались только женщины, старики да малые дети. Мужчины на много дней уходили в чащу, которая начиналась сразу за последними типи у озера. Утром оттуда сползали к воде туманы, днем слышался разноголосый гомон птиц, а вечером текла тишина и ветер нес хмельные запахи живицы и смолы.
Чудесный уголок — этот кусочек берега у озера Ок-Ван-Ас.
Женщины поют за работой тихие песни радости, и Станислава уже хорошо понимает слова:
Прилетайте, орлы, из-за туч,
Прилетайте, садитесь рядом,
А потом войдите в типи,
Пусть она будет отныне вашей.
Я прошу вас об этом, орлы,
Опуститесь на землю, приблизьтесь,
Поселитесь в наших типи,
Пусть они будут вашим домом.
Когда над озером поднимается луна и чаща становится голубой и таинственной, кто-нибудь запевает Песню Вечернего Отдыха:
Как хочу я в типи приютить утомленное тело
И хотя бы одну только ночь отдохнуть!
Приведите, о ноги, меня поскорее к постели,
Пусть меня посетит Нана-бун, этот сладкий Дух Снов.
Ты завесу у входа откинь и на отдых к огню
Пригласи меня, брат мой любимый!
Постепенно селение затихает, закутываются в пепел угли костра, и остается лишь темный полег ночи над вершинами леса, над горами, над реками и озерами.
КЛЯТВА
— Умеешь стрелять из автомата?
— Нет.
— Из карабина?
— Немного. У моего брата Танто было ружье, которое называлось «винчестер». Брат давал мне стрелять.
— Винчестер? Я даже не видел таких. Музейное старье, — сказал Ленька. — Надо научиться из автомата.
Он подошел к стене, где на деревянных колышках висели два карабина и автомат — из тех, что отбили у немцев на берегу Ниды, — и снял карабин.