Слушайте песню перьев

— Клянусь, что буду хранить военную тайну и не выдам ее никогда даже под самыми ужасными пытками, что безжалостно буду разоблачать и преследовать тех, кто выдаст ее.

И еще он видел убитых воинов племени, которые спали в глубокой пещере в самом сердце Земли Соленых Скал, где шауни хоронили своих умерших. Он видел воинов, души которых давно ушли в Страну Теней, но слава которых осталась на земле и ее знают и помнят все — от малого ути, едва научившегося держать в руках метательный нож, до охотника, лицо которого от времени сделалось похожим на кору старого дуба.

— За освобождение Родины и народа буду сражаться без устали и до полной нашей победы!

Клятва кончилась, но он мысленно повторил ее еще раз, потому что это были святые слова, от которых становились сильными руки и ненависть закипала в крови. Такие слова говорят один раз в жизни и помнят до конца.

ГЕСТАПО

На третий день после того, как немцы заняли Кельце, в городе начались облавы. Гестаповцы перекрывали грузовиками выходы из улиц и методично прочесывали дома — квартиру за квартирой. Брали женщин, детей, стариков. Машины, наполненные людьми, уходили в сторону Кракова[*]. Казалось, на Кельце опустилось черное облако. Комендантский час начинался в десять вечера. Проходил час зловещей тишины, нарушаемой лишь грохотом сапог патрулирующих солдат, а потом — рев моторов, ослепительный свет автомобильных фар, треск автоматных очередей, крики врывающихся в дома швабов — так начинался ад. Перед рассветом все замирало. Тускло отсвечивали на тротуарах осколки стекла из выбитых окон. Распахнутые двери подъездов открывали черное нутро выпотрошенных домов. Затоптанные ногами тряпки тянулись по ступенькам лестниц.

Станиславу взяли в одну из таких ночей.

Из своего номера в гостинице она услышала затихающий рокот остановившихся внизу автомобилей и отрывистые слова команды. Она едва успела надеть платье, как в дверь постучали.

— Сейчас, — сказала она, набрасывая на простыни одеяло.

Но те, что пришли, не ждали.

От сильного удара дверь затрещала. На пол посыпалась штукатурка. Следующий удар распахнул дверь настежь. На пороге остановились двое. У одного в руке блестел короткоствольный тяжелый пистолет.

— Что вам угодно? — спросила Станислава по-немецки.

— Проверка документов.

Станислава выдвинула ящик стола и нашла паспорт.

— Я канадская подданная.

— Посмотрим, — сказал второй.

Быстро перелистав книжечку, он усмехнулся:

— Полька. Бери ее, Ганс.

— Одеваться! Быстро! — сказал тот, с пистолетом.

Станислава сняла с вешалки плащ.

— Я требую, чтобы вы отвезли меня к вашему начальству.

— Отвезем, — с угрозой в голосе сказал гестаповец.

Второй тем временем распахнул дверцы шкафа и увидел ружья. Те, которые Станислава купила месяц назад в подарок Высокому Орлу и Сат-Оку. Прекрасные бельгийские двустволки, каждая из которых стоила тысячу пятьсот злотых. Она знала, как мечтал о хорошем ружье ее муж, и, прежде чем купить билеты на пароход, полдня провела в оружейных магазинах. Двустволки находились в коричневых кожаных чехлах, а в маленьком чемодане — две сотни патронов для них, порох и дробь.

— Так, — сказал гестаповец, снимая ружья с вешалки. — Очень красивые у вас платья, фрау.

○

Станислава смутно сознавала, что происходит. Несколько улиц, несколько поворотов, и вот грузовик у здания городской ратуши. От резкого тормоза все качнулись вперед. Гестаповец одним махом соскочил на землю, крикнул:

— Вылезать!

Они долго стояли в темном дворе под прицелом двух автоматов. Некоторые женщины тихо плакали, но большинство молчали. Лица их смутно белели во мраке, как у мертвых.

Вспыхнули фары автомобиля, и в резком голубоватом свете возникли две черные тени.

— Вот эту. Эту. Эту. И эту. Станиславу толкнули в плечо.

Шаги по лестнице куда-то наверх. Стены, тускло освещенные слабыми лампочками. Коридор. Длинный ряд высоких дверей. Большая комната. Задернутые темными шторами окна. Полутьма.

Трех женщин, что привели вместе с ней, втолкнули в соседнюю комнату. Массивные створки двери раскрылись, пропустили их и захлопнулись.

Станислава оглянулась.

У входной двери стоял солдат в каске. Широко расставленные ноги в сапогах с низкими голенищами. На груди автомат. Обе руки лежат на вороненой стали, поблескивающей, как антрацит. Тень от каски скрывает глаза, нос и рот до самого подбородка.

«У них нет лиц! — подумала Станислава. — Бездушные исполнительные машины…»

Бесконечно тянулись минуты.

Станислава поискала глазами — на что присесть, но не нашла ничего. Комната была пуста. Пол замусорен окурками. В воздухе кислый запах застарелого табачного дыма и сырости.

Ноги у Станиславы затекли. Она шевельнулась, меняя положение. И в этот момент разошлись тяжелые створки двери и гестаповец в высокой черной фуражке крикнул:

— Иди сюда!