Слушаю и повинуюсь

– А ты солнышко-Аллат ожидал увидеть? – фыркнул мальчишка. – Расслабься. Скорее всего, это будет кто-то из подручных ей джиннов. Тебе предложат поесть. Что бы там ни было, ты должен съесть хоть кусочек. Понял? Капля воды, кусочек… чего она там тебе даст. И дальше она тебя проводит. Если начнет кочевряжиться, ты ей напомни… в общем, про брошь-скарабея напомни. Проводит. Найдешь девчонку. Скорее всего, в клетке. Откроешь клетку, заберешь девчонку – она будет спать. По имени ее не называй, а то проснется. Дальше обратно в шалаш… или что там будет. Снова кусочек еды, какой бы отвратной она ни была, и капля воды. И только тогда зовешь девчонку. Если не успеешь, она останется там. Успеешь – вернетесь оба. Я буду вас ждать тут. Понял?

– Понял, – хмурясь, отозвался Амин. – А ты…

– А я жду тут, – перебил мальчик. – Мне к Вадду нельзя, стоит мне там появиться, он быстро в свое царство спустится – крылом махнуть не успею… Все, ты закончил? Ну, тогда вот, держи.

Амин уселся на пол, осторожно взял чашу с горячим отваром. Попробовал, скривился.

– До дна, – приказал Валид. – Ты все запомнил, что я сказал?

– Да, – обреченно отозвался Амин, чувствуя, как с каждым глотком на него наваливается чудовищная усталость.

– Ну, тогда до встречи, – усмехнулся мальчик. – Передавай старухе привет.

Это было последнее, что Амин услышал, заблудившись в сгустившемся вдруг тумане.

* * *

Песок был мелким, прохладным и удивительно приятным. Амин по щиколотку утонул в нем и залюбовался нежно-серебристым сиянием, исходящим от каждой песчинки.

Барханы змеями извивались, наползая друг на друга. Юноша с удовольствием вдыхал свежий, прохладный воздух, наслаждался приятной нежностью песка – не жесткого, кусающего, как обычно, а мягкого, словно дорогая перина.

Шаг, второй. Зачем он вообще идет? Куда?

Порыв ветра подтолкнул в спину, и юноша сам не заметил, как очутился на вершине холма. Амин выпрямился, отдышался и замер, открыв рот.

На безоблачном и безлунном небе танцевали звезды – маленькие алмазины искрились, постоянно перемещаясь, выводя какой-то свой загадочный узор, меняющийся как в калейдоскопе. Внизу им вторил песок, искрящийся, точно чешуя или блики на темной воде.

Ветер, снова загудев, толкнул Амина. Скрипнули песчинки, напомнив чей-то давно… очень давно слышанный голос…

Амин вздрогнул, тряхнул головой. Он… зачем он здесь? Он…

Пустыня звала. Мягко, нежно, как голос матери. Уговаривала остаться, махнуть на все и просто наслаждаться долгожданным покоем. Ведь он заслужил… Нет?

Песок заскрипел под ногами, и Амин словно очнулся. И тут же будто из-под земли перед ним возник шатер, заслонивший небо. Темный полог приглашающе распахнулся.

Юноша в последний раз оглянулся и решительно шагнул внутрь.

Здесь тоже не было темно. Скорее сумрачно. Не горела стоящая посреди циновки лампа, и хвала Аллат, потому что освещала бы она…

Амин непроизвольно прижал ладонь к губам и шагнул обратно. Чашечки и мисочки, расставленные по всем традициям бедуинов, оказались сервированы гниющими объедками. Заплесневевший шакр, мясо с копошащимися в нем червями, протухшая вонючая вода…

– Ас-саляму алейка, – раздался позади тихий голос.

Амин обернулся и с криком отшатнулся.

Сгорбленная старуха с интересом уставилась на него пустыми алыми глазницами. И, шагнув ближе, шумно принюхалась.

– Уа-алей… кум… ас-са… лям, – дрожащим голосом с трудом произнес юноша, упираясь спиной в «стенку» шатра.

Старуха уткнулась в его грудь крючковатым полуистлевшим носом и хрипло засмеялась.

– Чую, чую… живой дух… Сайеда тебя провожала?

– Что? – выдохнул Амин.

– Я слышу, – каркнула старуха. – Запах ее… слышу… Ну, говори, путник, зачем пришел?

– Я, – вздрогнул юноша. – Я… – и выпалил совсем не то, что собирался: – Накорми меня!

Старуха отступила.

– Уж готов для тебя пир, – улыбнулась беззубым ртом. – Присаживайся.

Амин сел. И с ужасом уставился на ближайшее к нему блюдо – человеческие пальцы. Тоже полуистлевшие.

– Сам захотел, – словно бы в насмешку заметила старуха.

Амин оглядел «стол», чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Взял дрожащими пальцами кусок гнилого хлеба и, морщась, закрыв глаза, откусил, убеждая себя, что это лучший пирог его кормилицы.

По вкусу хлеб именно им и был. Амин с ужасом выдохнул, поняв, что не заметил, как съел весь ломоть.

Старуха хмыкнула.

– Что ж, теперь ты готов. Иди.

– Ты должна проводить меня, – откашлялся юноша.

Старуха грузно поднялась.

– Я ничего тебе не должна, живой! Иди, пока навсегда здесь не остался.

Амин сжал кулаки, снова чувствуя, как скручивает живот. Выдохнул сквозь зубы. И поклонился до земли.

– Помогите мне. Прошу вас. Я не найду дорогу.

Старуха жутко ухмыльнулась, втянув крючковатым носом воздух.

Костлявые пальцы скелета сжали его руку.

– Ну что ж. Ты сам захотел. Идем.

Вышли они не в пустыню. Больше всего это напоминало город – город теней. Зыбкие стены вздрагивали, если Амин случайно их касался, пропадали. Такие же тени, их обитатели, тогда вглядывались в испуганного юношу. Некоторые шумно принюхивались. Но по большей части просто не замечали.