Служанка

— Миледи, — мне достался короткий официальный поклон, но взгляд, что не отрывался от моего лица, сказал все, чего не смогли бы заменить и тысячи слов.

— Милорд, — я ответила кнессом, и моя рука тут же оказалась в ладонях мужа. Солнце засияло в душе, и я замерла, купаясь в тепле такого долгожданного прикосновения, радуясь, что мы со Штефаном снова вместе и теперь, когда проклятие снято, его зверь больше не будет меня ненавидеть. Ведь не будет же?

— Что это? — резкий вопрос заставил меня вынырнуть из раздумий.

Штефан смотрел на тонкую белую полосу, оставшуюся на моем запястье после жертвоприношения, и хмурил брови. — Кто это сделал?

Его взгляд загорелся алым, на щеках заходили желваки.

— Это так, пустяки, — я попыталась вытащить руку, но нажим пальцев усилился. — Просто порез, ничего страшного.

— Порез? — недоверчиво переспросил Штефан и поглядел на меня с сомнением. Прошла минута, за ней другая, а супруг так и не отпускал моей руки.

— Штефан, все в порядке, правда, — я погладила обтянутое тонким сукном плечо супруга. — Тебе не о чем волноваться.

— Да? — недоверчиво протянул муж, и я поняла, что не смогла развеять его сомнений. — Что ж, мы потом обязательно об этом поговорим. Хант, дружище, рад тебя видеть, — не отпуская моей руки, обернулся он к стоящим в стороне арнам. — И тебя, Эйзер.

— А мы думали, тебя тут в темнице держат, — хмыкнул Эйзер. — На подмогу торопились.

— Что остальные?

— Через сутки будут в столице, — ответил Хант и подошел ближе. — Рад встрече, Штефан. А еще больше рад тому, что ты не гниешь в оленденской тюрьме.

— А уж я как рад, — усмехнулся Штефан, и его пальцы снова погладили мой шрам. — Живко! — позвал он слугу. — Веди лошадей.

Шустрый остроглазый парнишка мигом отвязал трех лошадей и подвел их к нам.

— Поедешь со мной, — тихо сказал Штефан, заметив мой вопросительный взгляд.

— Что ж, поглядим, изменилась ли столица, пока нас не было, — лицо Эйзера осветила улыбка.

Арны легко вскочили на коней, муж протянул руку и поднял меня к себе, и мы не торопясь поехали по широким улицам Олендена.

Я рассматривала огромные дома, вымощенные даосским камнем мостовые, богато украшенные витрины магазинов и магических лавок, а сама прислушивалась к мерному дыханию мужа и осознавала, как же я соскучилась. По рукам, что сейчас обнимали меня бережно и надежно, по губам, которые невесомо касались моих волос, по ощущению крепкой груди, на которую я опиралась…

— Как же долго тебя не было, — тихо сказал Штефан, и я поняла, что он чувствует то же самое.

— Когда нас ждет император?

— Завтра.

— Так у нас впереди целый день!

— И длинная ночь, — в голосе мужа послышалось предвкушение.

— Да, и длинная ночь, — согласилась я.

* * *

— Штефан…

Шепот срывается и растворяется в жарком воздухе спальни.

— Эли! — слышу в ответ. — Моя Эли…

Муж не торопится. Он покрывает поцелуями тело, касается самых чувствительных мест, а его пальцы хозяйничают внутри, вырывая из моей груди протяжные стоны. Я выгибаюсь, подставляя настойчивым губам шею, напрягшиеся соски, а внизу живота уже горит то невероятное, что предвещает самое желанное, самое сокровенное, то, о чем не принято говорить, но что заставляет терять голову и вынуждает забыть о скромности.

— Штефан…

Муж прикусывает мочку уха, оглаживает бедра, раздвигает мои ноги шире и одним движением соединяет наши тела в упоительной, сметающей все прежние недоразумения близости.

— Эли…

Одно движение следует за другим, и каждое из них дарит мне то, что ценнее всего на свете: нас с супругом больше ничто не разделяет, зверь смирился, принял выбор Штефана и теперь не будет нам мешать.

Я сжимаю могучие плечи, касаюсь шрамов, глажу их и чувствую, как по щекам текут слезы. Они не от горя — от радости. От той захлестывающей, сметающей былые обиды радости, что остро отзывается в сердце и щедро переливается через край, соединяя наши души так же, как соединяются в близости тела.

— Штефан…

Как же я соскучилась! Как мне не хватало этих прикосновений, страсти, любви! Как я боялась, что никогда больше не смогу приблизиться к мужу…

Но проклятие спало, и мы снова можем быть вместе, дарить друг другу свою любовь и наслаждаться тем, что доступно только двоим.

Движения становятся все быстрее, сознание ускользает, и остается страсть, чистая, незамутненная ненужными сожалениями страсть.

— Штефан!

Горячая волна подхватывает меня и накрывает с головой. Она сбивает дыхание, кружит в разноцветном водовороте, топит в наслаждении. И я полностью отдаюсь тому шторму, что бушует внутри. Он грозный и нежный одновременно, этот безумный шторм. И мне кажется, что он никогда не утихнет, но волна, вознесшая меня на самую вершину, неожиданно падает вниз. Тело становится мягким, будто расплавленное масло, и невесомым. Кажется, я не чувствую ни ног, ни рук, и только сердце колотится быстро-быстро, взахлеб.

Штефан откинулся на подушки и привлек меня к себе.

— Эли… Я так скучал…