Это слишком личное. То самое, когда и хочется, и колется, тело уже горит от желания, а в сознании как стена, проклятые установки, вбитые с детства, что это — плохо. Подошел Эрсанн, молча протянул бокал с вином, и пришлось таки чуть повернуться, поменять позу, чтобы удобно было пить. Села на бок, чуть согнув колени, и получилось, что… ну, практически забралась на постель и колени Лореса. И поднятое платье также продолжало демонстрировать кружево на чулках и подвязку. Еще пара сантиметров вверх, и на обозрение предстанут кружевные трусики. Я сделала сразу несколько глотков, чувствуя, как пряная, ароматная жидкость мягко скользнула по пищеводу и разлилась в животе приятным теплом. А Эрсанн… сел на кровать напротив нас, прислонившись к низкой спинке, и посмотрел на меня внимательно, чуть склонив голову. Опять двое, и в опасной близости. И почему я уже почти спокойно восприняла такой расклад?
— Мы уже выяснили, что ты осталась довольна, что лет тебе было достаточно, так откуда же стеснение и стыд, Яна? — продолжил расспросы Лорес, слава богу, не став требовать подробностей, как же все происходило. — Подружка высмеяла?
— Нет, — тихо ответила я, крутя бокал в пальцах, мой невидящий взгляд не отрывался от ковра. — Мама прочла в дневнике. И поняла по-своему, о чем и сообщала мне в течение нескольких часов. Подробно.
Вспоминать, как меня два часа обливали нелестными эпитетами, не слушая попыток оправдаться, не хотелось. Слишком стыдно и неприятно, будто я совершила нечно отвратительное, а не всего лишь получила свой первый сексуальный опыт. Замечу, положительный, не на пьяную голову и по собственному желанию и готовности. Мама считала иначе… Отпила еще вина, стеснение и неловкость пропали. Ну а чего стыдиться, в самом деле? Может, меня уже отпустят? Я же рассказала.
— Мама, значит, — протянул Эрсанн, и я бросила на него опасливый взгляд.
Слишком уж голос звучал… недобро.
— И что она тебе говорила? — теперь спрашивал Морвейн-старший.
— Много чего, — лицо закаменело, я отвернулась, не желая окунаться снова в тот давний разговор. — Я… не хочу вспоминать. Пожалуйста.
Прозвучало слишком жалобно. Волнение, рожденное рукой Лореса на бедре, ушло, вспомнились давние запреты на изучение собственного тела, еще в глубоком детстве, и как простояла полночи в углу, застуканная за тем, чем приличные девочки не занимались в советское время. И было мне года три или четыре тогда.
— Говорила, что это плохо? Что до свадьбы нельзя? — не отставал Эрсанн. — Ян, что вообще тебе мать про отношения рассказывала? Про секс?
О, боже, ну зачем тебе? Было и было, я забыть хочу.
— Это важно? — мой тон звучал сухо, я упорно не смотрела ни на одного из лордов, страстно желая вернуться к себе.
— Для тебя — да, — теперь ответил Лорес. — Ты же сама сказала недавно, хочешь избавиться от комплексов, — напомнил он мои же собственные слова.
Да, говорила. Но планировала справиться сама. Помощь Морвейнов была слишком уж специфической, сродни шокотерапии. А может, именно это мне и надо сейчас? Пять минут боли, зато гнилой зуб вырван и потом только легче станет?
— Хочу, — не стала отрицать, потом повернула все-таки голову и посмотрела в глаза Лоресу. Не иначе, как вино придало смелости, иначе бы не решилась задать следующий вопрос. — Только все равно не понимаю, вам зачем знать такие подробности моей жизни? Я так и не услышала ничего кроме непонятных намеков на смену статуса после экзамена. Уж простите, если не совсем соответствую местным послушным леди, но я не могу жить в подвешенном состоянии, не зная, чего ожидать от будущего.
Уф, выговорилась. Только вот, снизойдут ли до ответа?..
Глава 15
Тишина оглушила, сердце гулко колотилось в груди. Я крутила пустой бокал, остро ощущая взгляды обоих Морвейнов, и не зная, чего ожидать. Уже жалела о несдержанности, молча ругаясь на себя — Янка, тебе сколько раз говорили, что не обязаны отчитываться? А ты именно этого и требуешь сейчас. Тебя просили всего лишь довериться, а ты сейчас демонстрируешь непонятное упрямство. Только лишь потому, что отчаянно боишься позволить себе расслабиться и принять внимание мужчин, которые тебе самой нравятся. Ну не глупо ли, а?