— Тебе не приходило в голову, что мы прекрасно видели твою настороженность и именно поэтому дали тебе время привыкнуть к этому миру и к нам? И по этой же причине, чтобы не давать тебе лишнего повода переживать, не торопимся с объяснениями? — негромко ответил Лорес, вынув из моих дрогнувших пальцев бокал и поставив его на тумбочку. — Ты привыкла жить одна, это видно, и сама призналась, что у тебя давно никого не было, Яна. Я не знаю, как именно складывались твои отношения с мужчинами раньше, я даже не знаю, что за мир, из которого ты пришла, — он сделал паузу, темно-голубые глаза сузились, и в них мелькнул огонек. Не думаю, что отсвет от огня в камине. — Но я точно знаю, что ты никогда первой навстречу не шагнешь, не покажешь своих чувств, тебе себе трудно признаться в своих собственных желаниях. Ты боишься быть собой, даже когда тебе предоставляют все условия для этого. Ты пугаешься нашей настойчивости, пугаешься откровенности намерений, ты пугаешься даже, если с тобой обращаемся нежно и ласково. И упорно пытаешься спрятаться от всего, что может хоть как-то нарушить твой покой. А именно, то, что касается отношений, мужчин, чувственных удовольствий, для тебя под запретом. Ты старательно запрещаешь себе наслаждаться всем этим, Яна, отрицаешь, что тебе нравится, прикрываешься своими комплексами и страхами, — он безжалостно сдирал с меня всю защиту, все то, что я годами наращивала, строя уютную норку, где никто не достанет. Как он все это увидел и понял за столь короткое время? Я дернулась в попытке соскочить с кровати, в душе боролись возмущение и смятение — кому приятно слышать о себе правду, да еще и из уст мужчины, который нравится. Очень нравится… — Стоять, — Лорес крепко, но аккуратно сжал мои плечи, не дав совершить побег. — Ты дослушаешь, Яна, и уйдешь, только когда отпущу.
Пришлось замереть на месте, в зародыше задавив малодушное желание хлюпнуть носом. Хорошо, дослушаю, раз так хотят. Вот теперь видела, что под мягкостью и бархатом Морвейнов крылась сталь, и если насчет старшего я не сомневалась, что так и есть, то теперь видела, что и Лорес в отца пошел характером.
— Я видел тебя другой, Яна, когда ты забывала о настороженности и показывала, какая ты настоящая, — продолжил младший лорд тем же негромким, настойчивым голосом. — Так почему ты не хочешь такой и оставаться? Нет причин больше прятаться, Яна, мы с отцом уже увидели, какая ты на самом деле, — он усмехнулся, а мои эмоции снова перемешались, и на первый план вылезло волнение. — Что же касается твоего будущего, — он склонил голову, а я невольно затаила дыхание — неужели наконец мне что-то определенное сообщат? — Одно я скажу точно и больше к этой теме возвращаться не буду. Ты наша, Яна, и, пожалуй, впервые за долгое время мне интересно находиться рядом с женщиной, во всех смыслах этого слова. Ты не раз говорила, что не хочешь быть игрушкой, несерьезные отношения не для тебя. Мы услышали и поняли, но ты упорно пытаешься оттолкнуть, держаться на расстоянии. Хотя взгляд выдает тебя, Ян, — опять усмешка, и у меня что-то сладко оборвалось внутри.
Желание возражать, возмущаться, заявить, что он не прав, потихоньку исчезало. Прав, конечно. Я сама себя загоняю в непонятные рамки и сама себе противоречу слишком часто в последнее время. Лорес медленно провел руками вдоль моих рук, ладони скользнули на талию, обняли и притянули ближе, снова заставив сесть к нему на колени. Почти на колени, скажем так.
— Но с тобой хочется играть в другие игры, Яночка, в те, которые и тебе самой нравятся, — выдохнул он мне практически в губы. — Только страх лишний совершенно… — Лорес чуть подался вперед, я чисто инстинктивно уперлась ладонями ему в грудь, правда, несильно, мысли уже свернули деятельность, оставив меня наедине с просыпающимися желаниями. Точнее, одним, но очень сильным. Губы Морвейна-младшего коснулись щеки, проложили дорожку из нежных поцелуев до самого уха, язык пощекотал чувствительное местечко под мочкой. Я резко вздохнула, от прикосновения по нервам как электрические искры пробежались. — И стыд… Я только против смущения ничего не имею, оно тебе очень идет… — тихий голос плавно перетек в шепот, чувственный и обволакивающий, я ахнуть не успела, как оказалась практически лежащей на руке Лореса. А платье-то совершенно неприличным образом задрано, мелькнуло запоздалое осознание. И когда успел? — И возбуждает, знаешь ли… — сын Эрсанна нежно коснулся моего лица подушечками пальцев, провел по бровям, носу, очертил контур губ. Спустился на подбородок и дальше, ниже, к ямочке. — Все, Ян, хватит, ладно? Никто тебя прогонять или бросать не собирается, — ласковый поцелуй в уголок рта, мой тихий вздох, и пальцы путешествуют дальше, к ложбинке, и уже нет желания перехватить его руку и прекратить действия.