Служанка-леди (СИ)

И это безумно приятно, опасно восхитительно, волнующе чувственно… И чуточку смущения, куда же без него — Эрсанн все видел.

— Так поздно? — с легким удивлением переспросил Лорес, ненадолго оставив в покое шею, зато я почувствовала, как его ладонь поднялась выше, и палец провел по обнаженной коже вдоль выреза, оставляя за собой горячий след.

Я несильно вздрогнула, дыхание на миг замерло, а сердце сорвалось в сумасшедший галоп. Что… что он задумал? Эрсанн крепче прижал мои руки, а потом — я почувствовала деликатное прикосновение чужих теплых губ к уголку моего рта. В таких условиях крайне сложно сосредоточиться на том, о чем меня спрашивали, чтоб их сиятельств понос пробрал. И… и сопротивляться разбушевавшимся желаниям тоже… Предатели…

— Ян? Так почему в девятнадцать? Или у вас так принято? — я слышала голос Эрсанна совсем близко, чувствовала щекой его дыхание, но глаз упорно не открывала.

Ну нафиг, лицо и так равномерно теплое от румянца, не хватало еще очередной порции смущения. Если не вижу, стеснение не так давит, ведь когда фантазирую, глаза тоже закрыты?..

— Н-нет, — не слишком охотно ответила — только угроза копания в моих мыслях заставляла откровенничать дальше. — Я… не хотела из любопытства или чтобы как все… — воздух в очередной раз застрял в горле, потому что Лорес не остановился на поглаживании над краем выреза: его палец уверенно проник под тонкую ткань платья, потом сорочки, и коснулся твердой горошины соска.

Ай-й… Тело как горячим воском облили, я в который раз дернула руками — рефлексы сильнее меня, что поделать. Эрсанн обхватил мои запястья, не дав отстраниться, и снова я почувствовала его губы, только теперь с другой стороны рта.

— Ш-ш-ш-ш, Ян, ну что ты, — тихий, увещевательный голос, и ощущение, что старший Морвейн слишком близко, а я не могу ни вырваться, ни сопротивляться, наполнило вдруг осознанием собственной беспомощности. Да таким сильным, острым, пронзительно-вкусным, что я от неожиданности тихо охнула. Тело обмякло, голова сама откинулась на плечо Лореса, и руки расслабились, не пытаясь больше высвободиться из захвата Эрсанна. — Вот и умница, просто рассказывай… А почему не хотела, ждала чего-то серьезного?

Ну как, серьезного. Я к началу второго курса и целовалась-то раз несколько всего, летом у бабушки, где случился легкий летний романчик. Дальше обниманий и поцелуев у подъезда в два часа ночи и долгих вечерних прогулок дело не зашло. Ну и, благодаря родительнице, не стремилась я по примеру одноклассниц вкусить взрослых удовольствий, ибо в сознании четко сформировалась установка: секс это плохо. Потому и не стремилась к серьезным отношениям, только по ночам грезила о красивой романтичной любви, в которой были только поцелуи да пылкие признания. Как это все объяснить, да еще когда от прикосновений Лореса по коже разбегаются обжигающие змейки, хотя он ничего особо пока и не делает — просто нежно поглаживает, — не понимала. Одежда стала раздражать ставшую слишком чувствительной кожу, причиняя болезненное неудобство, а тело плавилось, послушно подавалось навстречу провокационным прикосновениям, одновременно и ласковым, и настойчивым.

Я невольно прикусила губу, резко выдохнув, сильнее откинула голову назад — судя по ощущениям, мешающую ткань все-таки убрали, попросту стянув ниже, благо, лиф в этом фасоне маленький. Никогда не думала, что моя грудь такая чувствительная, и прикосновения к ней могут быть такими приятными. Может, дело действительно в опытности и умении мужчины?.. Перед крепко зажмуренными глазами замелькали серебристые искорки, остро кольнуло осознание, что сижу в крайне неприличном виде перед двумя мужчинами, без всякого стыда подставляясь под ласкающую руку, и… второй смотрит. О-о-о-о-о…

— Ян-н-на-а-а, — тихонько позвал Эрсанн, и я вдруг поняла, что одна моя рука свободна, а вот нежную кожу зоны декольте и ложбинки тревожат еще одни прикосновения, мягкие, волнующие. — Почему ждала? И как все произошло?

Садист… Он соображает, как я могу сосредоточиться на этом изощренном допросе, если… они оба так издеваются над моей скромностью и бедным организмом? Эти мучительно-медленные ласки, вроде как не особо и откровенные, но такие сладкие, что сердце заходится от лавины проснувшихся эмоций. Тело жаждало большего, страшно смущая своими желаниями, и стоило больших трудов не ерзать и сдерживать порывы выгнуться сильнее. Ощущение моей пятой точкой красноречивой выпуклости будоражило кровь, заставляя возвращаться ко вчерашнему вечеру и краснеть от этого еще больше. Ум-м-м… воспоминания накладывались на эмоции, настоящее пересекалось с прошлым, и соображалка отключилась окончательно.