Служанка (СИ)

Преодолев страх, я вытянула руку над жертвенником и полоснула тонким лезвием по запястью. Острая боль пронзила ладонь, и поверхность алтаря оросили капли крови. Их становилось все больше, они растекались по неглубоким бороздкам, сходились к центру, наполняли круглое углубление и просачивались вниз, в основание жертвенника. Время шло, кровь не останавливалась, и мне казалось, что вместе с ней камень впитывает в себя и мои силы. Я чувствовала, как слабеют ноги, как замедляется биение сердца, видела, как наливаются красным прожилки мрамора, напоенные моей жизнью, и не могла заставить себя убрать руку. Если так нужно, если я должна отдать все до капли – я отдам безо всяких сомнений. Перед глазами возник образ Штефана, и сердце горестно застонало. Мой любимый… Мой муж. Неужели я умру и никогда больше не увижу его лицо, скупую улыбку, взгляд алый, что в душу заглядывать умеет? И в этот момент в основании жертвенника раздался треск, камень раскололся надвое, и над ним появился огромный призрачный зверь. Он чем-то походил на волка, но глаза у него были человеческими.

– Ты не умрешь, – услышала я в голове его голос.

По телу пробежала дрожь.

– Кто ты? – справившись с волнением, спросила у призрака.

– Сущность рода арнов, – ответил волк. Его образ дрогнул и подернулся светящейся серебристой дымкой. Она была частью зверя, вилась вокруг него и то сливалась с крупным полупрозрачным телом, то проступала вновь, скрывая от меня все, кроме алого взгляда. – Много лет я был заперт в этом камне, но ты дала мне свободу, – голос звучал приглушенно, но в нем отчетливо слышались рычащие нотки. – Теперь, когда древнее проклятие снято, все арны обретут мир со своей второй ипостасью и больше не будут бороться со зверем.

Я смотрела на волка, а в голове всплывали воспоминания: стук, жертвенник, голос, просящий о помощи. Внутри вспыхнула догадка.

– Это ты меня звал?

– Да, – подтвердил призрак. – Я много лет ждал ту, что сможет услышать мой зов. И вот ты пришла. Пробилась через каменную толщу, нашла жертвенник и смогла побороть страх, что охватывает любого, кто возьмет в руки Араур.

– Его так называют? А почему в тот раз у меня ничего не получилось, а сейчас я смогла? – спросила я, вспомнив, как уже пыталась взять в руки нож, но тот не дался.

– Араур подчиняется только тем, кто связан с арнами кровными или брачными узами.

– Подожди, а как же душа замка, которую я должна освободить?

– Я и есть душа Белвиля и всего рода арнов, – ответил зверь, и мне показалось, что он улыбнулся. – А теперь иди, – приказал, глядя на меня своими удивительными сверкающими глазами. – Тебе пора.

– А ты?

– А у меня накопилось много дел, – призрачная пасть растянулась в усмешке. – Слишком долго я не был в вашем мире.

Волк добавил еще какое-то непонятное слово, и меня закрутило в вихре, понесло куда-то, и очнулась я перед той самой стеной, у которой меня ждала Златка.

***

Штефан

Он смотрел на лежащий перед ним клочок бумаги и пытался понять, правда ли тот от Бранимиры или это всего лишь подделка, с помощью которой его хотят выманить из дома?

«Буду ждать у Варских ворот ровно в полдень, – снова и снова вчитывался он в написанные знакомым почерком слова. – Приходи один. Мири».

Имя, которым была подписана записка, знали только они двое – он и Бранимира, но вдруг это все же ловушка?

Он свернул листок и сунул его в карман. А потом решительно застегнул камзол и пошел к выходу. Как бы там ни было, если его и захотят схватить, то стены особняка вряд ли смогут послужить защитой от слуг императора. Ему бы только от хвоста оторваться, но это он умеет.

Потайная калитка вывела его на шумную Авер-орд. Тут вовсю кипела обычная столичная жизнь. Кареты, всадники, прогуливающиеся прохожие и спешащие по делам дельцы – в Олендене ничего не менялось. Здесь всегда было шумно, многолюдно и суетно. Раньше ему это нравилось, а вот сейчас почему-то торопящаяся жить столица вызывала глухое раздражение. И душу тоска охватывала. Вспоминался Стобард с его серым небом и густыми туманами, тишина утреннего леса, аромат дикой малины и мокрая от росы трава. А ещё – нежные руки жены, тепло ее тела, сладкая ложбинка между грудями… Рагж! Никогда не думал, что способен так тосковать по женщине. Сколько их было в его жизни! Пышногрудые варнийки, узколицые фархидки, белокожие и рыжеволосые зерийки, хрупкие данаирки… Да только ни одна в душу не запала, кроме Элинии, ни у одной таких глаз чистых нет и души, что с его душой говорить без слов умеет. Элиния… При одной только мысли о ней дыхание сбивается и сердце бьется, как сумасшедшее! Не видит ее – и будто свет меркнет, вроде и солнечно в Олендене, а ему все равно как ночь кромешная. И жизнь не в жизнь, маета одна.

Штефан с легкостью заметил двоих соглядатаев, стоящих рядом с фонтаном. Высокий худощавый вариец был знаком ему по прошлому, а вот второго он не знал. Видать, из новеньких. Парни о чем-то разговаривали и совсем не смотрели в сторону особняка. Что ж, это существенно облегчало его задачу.