Служба Богу и России. Статьи и речи 1904-1907 годов

Здесь действительно предполагается гармония, но только гармония самого настроения воли с некоторым идеальным настроением, которое должно быть осуществляемо волей каждого человека, причем сама-то гармония сознается не только как приятная, но и должная для человека. Это-то сознание долга, обнаруживающееся в каждом акте нравственного одобрения, и делается непонятным, если на нравственную оценку смотреть как на вид эстетической.

Чувство эстетического удовольствия, вызванное, например, какой-нибудь картиной, заставляет нас желать его повторения, но вовсе не заставляет нас сделаться обязательно художниками; между тем чувство нравственного одобрения при виде нравственного проявления воли пробуждает в нас сознание обязательности этого и для нас, и не только для нас, но и для всех людей. Очевидно, так называемый нравственный вкус не есть проявление эстетического вкуса, а предполагает нечто другое, и область нравственности самостоятельна. И конечно, уже в объяснении нравственности как явления вполне самобытного недостаточно признать только в человеке особую нравственную способность, как это делают Гутчесон и Шефтсбюри.

Из этой предполагаемой ими способности и выводятся у них как содержание нравственности, так и факты одобрения или порицания поступков [19]. Такое объяснение фактов нравственной жизни, конечно, очень просто и удобно, но, давая мало основательности содержанию нравственности, слишком мало способствует выяснению самих основ и происхождения ее, так как и по отношению к предполагаемой нравственной способности всегда возможен вопрос, что же она такое. Объяснять чувство нравственного одобрения и порицания ссылкой на особую способность человека к этим чувствам - значит повторить в ответе то, что дано в вопросе, только в другой форме. Непосредственное усмотрение морального достоинства поступков и чувство должного остается по-прежнему непонятным.

Признавая за нравственностью самобытность и безусловное значение, представители так называемой абсолютной - независимой - морали в своем учении о нравственности выдвигают на первый план идею долга и признают за ней априорное происхождение. Нравственность рассматривается только как долг человека пред самим собой, и нравственный поступок хорош сам по себе, без отношения к посторонней цели. Слово "должен" имеет для интуитивистов особый, абсолютный, смысл, то есть должно поступать нравственно в силу сознаваемого превосходства этих действий, а не ради их пользы.

Принципом нравственности может быть только чистая идея долга, без всякого содержания, которая (т.е. идея долга) мыслится в каждом акте нравственной воли и получается по устранении из этих актов всякого содержания. Эта формальная идея долга является и законом нравственной деятельности человека, причем само содержание закона выводится через посредство понятий всеобщности и необходимости как коренных признаков всякого априорного понятия.

Таким образом, по сути, нравственное здесь определяется только как должное, а на вопрос, что же такое должное, в крайнем случае, с их точки зрения, возможно ответить, что оно есть всеобщее и необходимое; всеобщее же и необходимое суть опять должное, нравственное. В существе дела, не дается принципиального определения нравственности, а все дело сводится к указанию отдельных правил поведения, имеющих всеобщее приложение. Между тем всеобщность и необходимость являются не основанием нравственного, а сами основываются на нем. Нравственную безусловность нельзя отождествлять со всеобщностью и необходимостью, так как первоначальный признак нравственного закона есть его ценность, в основе которой лежит требование самой природы, а отсюда и вытекает его всеобщность и необходимость. Нужно поэтому определить само требование природы, которое лежит в основе нравственного закона.