Служба Богу и России. Статьи и речи 1904-1907 годов

Вот этот именно закон отношения к страданиям и хочет утвердить христианство в качестве общего принципа отношений к страданиям и говорит, что это единственно истинный закон в наличных условиях жизни, осмысливающий эти страдания и открывающий в них высшую правду и свет, - именно закон добровольного свободного восприятия всей тяготы жизни, всех страданий ее во имя высшей любви. Правда, кажется, не все могут так страдать, не все могут и воспринимать страдания жизни по этому именно закону, ибо есть страдания, которые особенно кажутся странными, над разгадкой которых мучились даже лучшие и чисто христиански настроенные великие умы, как Достоевский, - это страдания детей. Уж дети-то никак, конечно, не могут осмыслить и примириться со страданиями по тому закону отношения к ним, какой указывает христианство, по той простой причине, что ясного сознания свободы своей личности и самоопределенной любви у них еще нет. Но ведь в том круговороте скорбей и страданий и слишком сложной путаницы и цепи причин и следствий, из которых слагается жизнь, трудно без высшего проникновения в жизнь разобраться в этой путанице, трудно сразу и понять эти страдания невинных детей.

Чьи, собственно, эти страдания детей, чем они обусловливаются, что они вызывают в нас и должны бы вызывать - вот в этом прежде всего нужно разобраться. И потом там, где наряду со страданиями есть и должно быть сострадание, и там, куда необходимо внести высший нравственный смысл и оценку, - там, конечно, все получит должное освещение и свое место. Так и страдания детей, где нет еще и не может быть подвига свободы и высшей любви со стороны самих детей, может быть, получат смысл и откроют свою тайну, если, по крайней мере, те, кому дано благо свободного творчества своей жизни во имя любви, поставят это неизменным законом своей личной жизни.

А жизнь ясно показывает нам на живых примерах, как отзываются эти самые страдания в личной жизни тех, кто восприял их в качестве свободного подвига ради высшей любви. Что можно сказать о настроении духа апостола Павла, когда он открыто говорит: "Благоволю в немощех, в досаждениих, в скорбех и темницах" (2Кор.12:10)... "мне умереть - приобретение" (Фил.1:21)? Не раскрыты ли теперь эта тайна и смысл страданий в жизни целого сонма мучеников, исповедников, преподобных и всякого рода подвижников? Не раскрыта ли она во всех этих словах апостола: "Всякую радость имейте... егда во искушения впадаете" (Иак.1:2), "...всегда радуйтеся, непрестанно... о всем благодарите" (1Фес.5:16-18)?

Вот почему Христос и сказал, что каждому нужно не бегать страданий и не заглушать их путем искусственно созидаемого миража якобы благ жизни, а нужно каждому взять на себя вольною волею крест своей жизни и следовать за Ним именно, то есть по пути добровольного, свободного восприятия и несения страданий ради высшей любви.

Но еще вопрос: есть ли какая-нибудь возможность так воспринять в своей личной жизни страдания, как учит христианство, то есть как свободный и сознательный подвиг жизни во имя любви и во имя нравственного совершенствования? Разумеем возможность, конечно, психологическую, которая одна только в данном случае и имеет значение.

Такая возможность несомненно есть, и заключается она в том внутреннем духовном настрое человека, которое можно определить как сознание своей виновности пред Богом. Даже ведь обычная психология преступников, раскаявшихся и осознавших свой грех и преступление, такова, что непременно хочется страдать. Есть в человеке какая-то внутренняя потребность выстрадать за совершенное преступление само право на новую, чистую, человеческую жизнь, и эти уже чисто добровольные муки и страдания воспринимаются не столько как тяжесть и тем более не бессмысленное мщение правосудия, а как бы только законные муки нового, духовного, рождения, и по отношению к ним чувствуется не только примиренность, но и благодарность. Кажется, нет ничего тяжелее, как жить на положении только прощенного преступника и грешника; хочется непременно выстрадать законное право на жизнь. Это психологическое требование самой природы человека, когда в ней просыпаются совесть и истинная человечность, и едва ли это можно отнести только на счет самолюбия и гордости. Здесь выражается то самое, что Псалмопевец выразил в словах: "Благо мне, яко смирил мя еси" (Пс.118:71) или апостол Павел, когда говорил: "Благоволю в немощех... в изгнаниих, в скорбех" (2Кор.12:10), ибо поскольку внешний человек тлеет, постольку внутренний обновляется (2Кор.4:16), а посему и сама смерть - величайшее из зол - является даже приобретением.