Служба Богу и России. Статьи и речи 1904-1907 годов

Для интеллигента, даже потерявшего веру в безусловную истинность позитивного мировоззрения, но привыкшего жить по идеалам этого мировоззрения, или по настроениям, освящаемым философией Ницше и дикими героями произведения М.Горького, Л.Андреева и проч., им подобным, не легко конечно сразу принять христианство в его исторической ценности, и многое, конечно, найдется для таких людей в учении христианской церкви, как бы странного и непонятного. Вот почему многие интеллигенты из этой группы, хотя и ищут веры, однако не желают, да, пожалуй, и не могут сразу в силу известных психологических законов, преклониться пред авторитетом Церкви, и ищут "Новых путей" к пониманию христианства.

Что же их смутило? И что главным образом заставило их по своему реформировать христианство?

В указанном случае можно наблюдать замечательную своего рода повторность исторических явлений, в данном случае в приложении к христианству. Почти две тысячи лет тому назад, еще на заре христианства, по словам великого благовестника Христианства, св. Апостола Павла, проповедь о Христе Распятом показалась очень странной и трудно приемлемой: для одних она, по словам самого апостола, казалась прямым соблазном, а для других - положительным безумием (1Кор.1:23). Странным и безумным было, конечно, веровать не во Христа: обоготворили же язычники того времени простых людей и даже развратных императоров; а странным и безумным было и казалось веровать во Христа именно Распятого, принимать какую-то новую религию страданий, освятить как бы страдания и скорби жизни, поклониться Кресту Христову, как символу распятия и смерти ветхого, грешного, плотского человека, и в этом увидеть правду и истину своей жизни. А ведь в язычестве того времени так почиталась оргийность всякого рода, культ плоти и радости жизни, - жизни чувственной, поставлены были знаменем и принципом жизни, и вся жизнь представляла собой какую-то общую стихийную вакханалию, с девизом: "да ямы и пиемы, утре бо умрем". Исключением из этого могли являться и являлись только пресытившиеся баловники судьбы, которые переживали, как естественное следствие разгула, недовольство собой и жизнью и считали за лучшее покончить с собой. Это же самое собственное учение православной Церкви о Христе Распятом и Страждущем, этот же самый характер христианства, требующий от человека распятия страстей и похотей своих, христианство, проникнутого духом сокрушения, подавления плотского начала чувственности, сокращения этого начала во имя духовных интересов, короче: аскетический дух христианства, смутил и новых язычников, ищущих в христианстве правды жизни, и сделался камнем преткновения и падения в деле их следования за Христом. Раскройте, в самом деле, страницы журнала "Новый Путь", около которого группируются эти ищущие Бога интеллигенты: Мережковский, Минский, Розанов и др., и вы увидите, что главными вопросами споров на религиозно-философских собраниях и тех статей, которые являются из-под их пера, служат вопрос об аскетизме, почему-то отождествляемый ими с монашеством, вопрос о браке и безбрачии, весьма близкий к вопросам аскетики, вопрос о свободе совести, - именно те вопросы и пункты в христианстве, которые при языческом понимании и настроении жизни являются весьма трудно приемлемыми. А ведь нужно сказать откровенно, что мы все грешим этим языческим настроением и пониманием жизни. Ибо ведь пока человек не отрешился от мысли и от того настроения жизненного, при котором центр тяжести и главный жизненный пульс полагается во внешней, телесной, физической стороне, и вся жизнь строится по закону предпочтительного служения плоти пред духом, служения хлебу и деньгам пред идеалом бесстрастия, дотоле он язычник и остается им. Нужно усиленно выдвинуть духовную сторону жизни вперед, как это делает христианство, преклониться пред ней и поставить ее и принять в значении абсолютного блага и истины, и тогда-то только состоится наш переход от языческого настроения жизни к христианскому. Но это-то ведь и трудно, ибо слишком трудно и больно вырвать человеку то, что вросло в него и составляет как бы живую часть его организма.