Служба такая...

Федорова виновато роняет взгляд в ноги мужу. Молча надевает потрепанный джемпер, шею обвивает концами старой косынки…

От Колташово до Глинок километра два. Машина мчится по знакомой для Федоровой дороге. Из-за вечнозеленого бора поднимается ласковое солнце. Оно бьется о стекла, пытаясь заглянуть в машину. Но люди в машине не улыбаются ему. Они угрюмо молчат, недовольно отворачивая лица от ярких лучей. Люди не восхищаются даже цветами, бегущими навстречу по обеим сторонам дороги. Каждый, кто сидит в машине, занят тяжелыми думами, своими заботами.

В Глинках работники милиции опечатали магазин, и машина, оставляя пыльный хвост, понеслась дальше. Скоро она вырвалась на дорогу, которая узкой лентой тянется до Кургана.

Впереди показался велосипедист. Он едет навстречу, бойко покручивая педали. Машина, не сбавляя скорости, прижимается к правой обочине. Слева промелькнула щуплая фигура мальчишки. Наталья Владимировна, наблюдавшая за велосипедистом, до боли закусывает губу, прикрывает рот ладонью.

— Сын мой… Сынуля… — не своим голосом произносит она, закрыв глаза. — Мальчик мой… даже проститься не довелось. Дура я, дура… Бить меня некому…

Наталья Владимировна не стеснялась слез. Яков Степанович повернулся к ней, задумчиво выдохнул:

— Надо было раньше образумиться, Наталья Владимировна.

— Вот она! — Федорова кулаками забарабанила по вискам. — Дурная башка! Дурна-а-я!

Машина вбежала в областной центр и через несколько минут остановилась у центрального подъезда управления внутренних дел.

Когда Федорову ввели в кабинет, старший следователь Макаров отодвинул в сторону лежавшие перед ним бумаги, откинулся на спинку стула. С минуту разглядывал женщину, пытаясь угадать, как она поведет себя на первом допросе. Выйдя из-за стола выдвинул из общего ряда стул, предложил сесть.

Допрос, как всегда, Василий Захарович начал с непринужденной беседы. Скоро Наталья Владимировна давала первые показания…

После обеда майор Харитонов и капитан Кайгородцев выехали на рынок. Заведующая промтоварным павильоном Анна Пискунова встретила их улыбкой.

— Вас интересует бязь? — переспросила она певучим голосом, перебирая бумаги. — Вот фактура. Пожалуйста. Проверяйте.

Яков Степанович напряженно разглядывает документы, переводит серьезные глаза на рулон бязи, склоняется над этикетками. В каждом рулоне по пятьдесят метров.

— Разверните-ка один, — предлагает Харитонов. — Не слишком ли он растолстел?

— Пожалуйста. — Анна Игнатьевна раскатывает часть рулона.

— Еще! — настаивает майор.

Пискунова неохотно, очень медленно выполняет требование оперативника. Так и есть: в середине бязь другого качества. Лицо Анны Игнатьевны горит. В глазах — беспокойство.

— Понятых, — коротко роняет Харитонов. Кайгородцев, кивнув, исчезает за дверью.

Анна Игнатьевна вплотную приблизилась к Якову Степановичу, кончиками пальцев убрала с его пиджака белую нитку, приглушенным голосом выпалила:

— Я виновата. Даю полтысячи… Чистыми… Только… Уладьте. Вы можете. Я готова на все…

Майор улыбнулся, но тут же посуровел, лицо окаменело.

— И вы предлагаете это человеку, пережившему блокаду Ленинграда?

— Не гневайтесь. Жить всем охота. Костюм-то на вас не ахти какой. Пора заменить.

— Эх, вы! — зло выдавил Яков Степанович, качнув седой головой. И замолчал. Не обронил ни слова, пока не появился капитан Кайгородцев в сопровождении понятых.

Изъятую бязь мерили быстро.

— Итак, семьсот пятьдесят метров, — подвел итог майор Харитонов. — Так и запишем…

Погрузив бязь в машину и опечатав павильон, сотрудники милиции и Пискунова уехали с рынка.

Старший следователь Макаров заканчивал допрос Натальи Федоровой, когда в кабинете появился майор Харитонов.

— Ну, как, Наталья Владимировна все рассказывает? — поинтересовался оперативник, остановившись у стола.

— Кажется, общий язык пока находим, — отозвался Василий Захарович, подняв глаза на майора.

— Как было, так и рассказала. — Федорова вздохнула, продолжая задумчиво глядеть в окно.

— Мы еще одну задержали, — сообщил Харитонов старшему следователю. — Вы будете допрашивать или поручите нам?

— Пожалуй, сам займусь.

— Хорошо.

— Где она?

— В моем кабинете.

— Ладно. Я скоро. Пусть посидит у вас.

— Договорились.

Яков Степанович ушел, тихо прикрыв дверь…

* * *

Новое утро несло новые заботы оперативным работникам ОБХСС. Майор Харитонов уехал договариваться о создании ревизионных комиссий. Капитан Кайгородцев отправился задерживать кладовщика предприятий общества слепых Кириллову.

Позднее Кайгородцев с возмущением рассказывал Якову Степановичу:

— Ну и дрянь же Кириллова. Захожу в квартиру, вижу: на столе бутылка водки. Не допита. Навстречу выходит косматая женщина. Предлагаю собираться, а она хватает бутылку и опрокидывает в рот… Потом чмокнула мокрыми губами: «Знаю. Все равно посадите». Надо же, сроду не видывал, чтобы женщина хлестала из горлышка.

Яков Степанович от души смеялся.

— Она и не так может, — заметил он, сдерживая улыбку. — И смешно и грешно. Этим ты, брат, меня не удивил. Я не пойму другое: как муж, вроде неплохой, терпит такую забулдыгу? Правда, она моложе его, но все равно…