Служба в сталинском ГРУ И побег из него. Бегство татарина из разведки Красной армии

До того, как мы успели отойти от корабля, направляясь в виллу, прибыла полицейская моторная лодка и остановилась у причала. Оттуда спрыгнули два человека, которые были старшими офицерами, ответственными за мою безопасность. Одним из них был заместитель начальника полиции Стамбула Ахмед Демир, тот самый человек, который обыграл шпиона Наумова на приеме в честь годовщины революции. Другим человеком был Халит Тулга, заместитель начальника Стамбульского офиса национальной безопасности (турецкая разведка).

Затем мы все направились в виллу на обед под патронажем красивой молодой жены Kaymakam. Блюда были просто отличными: dolmas, завернутые в листья винограда мясо и рис с приправами; bцrekes, мясные пироги; pilav; жареная рыба; салат; фрукты. В качестве напитков были raki, турецкая водка и отличные местные вина.

Хотя мне очень понравилась еда, но именно сама атмосфера обеда была главной, что сделала его таким сердечным. Впервые за многие годы, я почувствовал, что я нахожусь среди своего народа, как друг среди друзей, брат среди братьев. И я мог говорить о чем угодно, что я хотел и называть вещи именами.

Главной темой разговора за обедом и после него были тюркские народы Советского Союза. Мне задавали вопрос за вопросом. Какова численность народов тюркского происхождения? На скольких диалектах они говорят? Какие алфавиты они используют? Если бы им разрешили получать, то в состоянии ли они читать турецкие газеты, печатаемые латинским алфавитом, введенным во времена Ататюрка? Сохраняют ли они свои национальные обычаи? Знают и помнят ли они свою историю? Разрешен ли ислам в качестве религии и если да, то до какой степени? Насколько сильно они русифицированы? Сколько из них занимают посты высокого ранга на гражданской и военной службах? Имеются ли трения и непонимания между русскими и тюркскими меньшинствами?

И так продолжалось до полуночи, когда уже пришла пора идти спать. Моя комната была большой и с огромными окнами, выходящими на море. Я распахнул их и стоял немного возле них в состоянии полного восторга. Я вдыхал благоухание роз, цветущих прямо за окнами внизу. За ними находились побережье и море, с плеском своих нежных волн. Где-то недалеко пел соловей, зовя свою подругу.

Пьянея от всей этой красоты, я чувствовал себя весьма уютно под крыльями друзей, турков. Впервые за многие и многие луны я начал чувствовать удовлетворение в ту благоуханную ночь в начале июля 1942 года. Трудно было поверить, что прошел лишь год с того времени, когда я был освобожден из немецкого лагеря, страшный год, отмеченный черной меткой смерти Тамары, год, который завершился лишь несколькими часами ранее с моим бегством из консульства.

И здесь находился я, безвозвратно порвавший со всеми, которых я знал до того, политический беглец. Что теперь? Должен отметить, начало было хорошим. Поведение Камран бея, гостеприимство моих радушных хозяев, прекрасная вилла на море, даже розы являются благоприятными предзнаменованиями. Возможно, все выйдет хорошо.

Я встал на колени. Молился. Я сказал начальную суру из Корана: «Alhamdulillahi Rabb’l Alemin — Ihdina siratel mustakim!» [12]

Затем я отправился в постель, но не спать. Я представил шум, который должен был последовать за моим исчезновением. Посольство и консульство должны впасть в жуткую панику. Наумов, я знал, определенно не спит или находится даже не в постели. Очень скоро ему предстоит его собственное расследование. Так неумело поступить с покушением на убийство фон Папена! Потерять туркам двух своих специалистов по убийствам? И затем потерять меня, подполковника Генерального штаба, бывшего начальника Четвертого отдела ГРУ, бывшего резидента ГРУ в Германии, резидента ГРУ в Турции и исследовательского инженера по военным коммуникациям! Все это случилось перед его предполагаемым отъездом в Советский Союз. Наумов, как человек, как личность, ничего не представлял для меня, он был лишь представителем НКВД, представителем кровавых мясников и мучителей тысяч и тысяч людей. Я ненавидел его и желал ему лишь самого худшего.

Виноградов, о нем я думал с некоторым удовольствием, должен будет иметь также свои неприятные минуты. По-видимому, он сейчас расхаживает в своем кабинете, опрокидывая рюмку за рюмкой и раздумывая, как он, хозяин, объяснит мое исчезновение Москве и что Москва скажет ему в ответ.

И я думал об Акимове и Бухтине, но с беспокойством и тревогой. По-видимому, их ночи также не спокойны. Я сожалею. Акимов будет обвинен за дружбу со мной и за потерю бдительности. Тем не менее, он твердый и опытный человек. Он получит удовольствие в стычке с Наумовым и выиграет. И Акимов простит мне потерю одной ночи для сна. Он знает, что если бы я не бежал, то мне предстояли бы многие ночи без сна.