Служба

Надо полагать, что помимо вышерассмотренных резонов спешного принятия нового «Положения» и общей тенденции к законодательному усилению роли органов госбезопасности в обществе вообще, у Путина существовала еще одна весомая причина. Какая? Простая: на наших глазах с весны прошлого года (примерно с момента начала военной операции НАТО против Югославии) произошло резкое усиление политического веса армии. Проще говоря, армия, генералитет предприняли очередную и небезуспешную попытку усилить свое влияние на принятие важнейших политических и экономических решений: генералитет стал мощной и далеко не всегда управляемой и подконтрольной силой. Особенно резко эти позиции усилились осенью 1999 года, когда военная кампания против Чечни, изначально планируемая как ограниченная, вдруг переросла в чисто реваншистскую войну на тотальное истребление: генералы позволяли себе открыто и в прямом эфире нести в адрес высшего государственного руководства такое, за что в любом ином государстве мигом попали бы в отставку — в лучшем случае. Путин, как представитель органов безопасности, не мог не видеть потенциальной опасности: если генералов не окоротить, они наломают дров. Но и прилюдно шуметь на «героев войны», не говоря уж о том, чтобы отставить их, было нельзя. Посему единственное, что можно было сделать — усилить традиционный чекистский контроль за армией изнутри. Что и сделано.

Никакого восторга по поводу тихого, но неуклонного повышения роли госбезопасности, в Минобороны не испытывают. Но молчат, хотя еще в 1991 году именно «Красная Звезда» достаточно четко и без экивоков выразила отношение военных к особистам: «Все прекрасно понимают, что собой представляли особые отделы — подслушивание, поднюхивание, наушничество». Так что не борьба с коррупцией и шпионажем были и будут главной задачей особистов, а надзор за политической и иной благонадежностью военачальников. В этом и главный смысл нового Указа и видоизмененного «Положения».

И дело вовсе не в том, что военные контрразведчики плохие, что нехороши особые отделы — такова заложенная в них функция, остающаяся неизменной как при Сталине или Брежневе, так и при Ельцине и Путине.

15. «Чекисты — все те же!»

Никита Петров — исследователь «Мемориала», соавтор работ о госбезопасности: «Лубянка. ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ, 1917–1960» и «Кто руководил НКВД, 1934–1941». Мало кто из независимых исследователей лучше него знает, как формировался, менялся и функционировал аппарат госбезопасности, какие кадры составили его костяк и чего нам от них ждать…

— Никита, засилье чекистов в нынешних властных структурах бросается в глаза. Одни по этому поводу негодуют, другие — радуются, а нам-то, обывателям, от этого как — хорошо или не очень?

— Что ж тут хорошего, если это чистой воды очередная попытка сооружения полицейского государства.

— Но для людей это значит порядок…

— Нет, это полное игнорирование воли населения и произвол в отношении простого человека. Единственная реакция полицейского государства на любую конфликтную ситуацию между обществом и властью — усиление репрессий и эскалация насилия до такой степени, когда права человека нарушают открыто. Логика же репрессий такова, что их невозможно остановить — они уже входят в плоть и кровь управления, это как наркотик, отказаться от которого органы госуправления уже не в состоянии. Хотя начинается обычно все с попытки создать управляемую оппозицию — т. е., с отрицания гражданской инициативы как таковой.

— Но это кажется таким далеким от жизни теоретизированием.

— Пессимизм-то черпается как раз из реалий. Когда видишь усиленное продвижение бывших кагебистов и их агентуры, возникает невольный вопрос: для чего они приходят в большую политику, в большой бизнес? Чтобы продолжать служение советским, имперским идеалам или обделывать свои личные делишки? Одно, впрочем, не исключает другого. Чекизация гражданского управления, по сути, абсолютизация тайных методов управления обществом, абсолютизация вообще тайных пружин истории. Они думают, что все не так просто, что нет никакого естественного хода развития событий. А они, чекисты, все понимают и все знают, мысля о себе как о касте, которая во всем может разобраться. Все чекисты взращены на идее своей собственной исключительности — исключительности именно за счет того, что они якобы обладают этими тайными знаниями, умением приводить в действие некие скрытые политические пружины. И лубянцы всерьез верят, что все эти пружины действительно двигают вперед мир. Отсюда и абсолютизация разделения мира на сферы влияния, убежденность, что обществом можно манипулировать как угодно…