Служебный гороскоп

Для строительства потребовались пять карт. Но каким отдать предпочтение: крапленым, колоде с двойками и тройками? Остановился я на обычных картах из универмага. Я разложил колоду на столе пасьянсом и стал выбирать карты как герой «Пиковой дамы». Какие из них могут сыграть точно, наверняка, во всю силу скрытых в них резервов? Туз? Вряд ли: сегодня туз, завтра — шестерка.

Король есть король: титулованный тунеядец. Бубновая дама? Легкомысленная, ветреная особа, ее всегда можно покрыть любым королем, да и валетом, если он козырной. Впрочем, и сам валет не внушает доверия, с ним легко и весело в компании друзей, он балагурит и рассказывает анекдоты или бренчит на гитаре. Он — донжуан, аморальный тип и не сможет лечь в качестве краеугольного камня карточного домика. Шестерки — это безропотные, выдрессированные твари, тоже не годились. В них нет творческого начала, они сплетницы, а обыватель никогда не служил украшением карточного домика. Я выбрал золотую середину — десятки. Десятилетка, десять пальцев, десять заповедей… Десятка — заветная цель каждого стрелка…

Строить карточный домик трудно: чуть вздохнешь — рассыпается. В Индии слон гневно топнул ногой — он уже дрожит. Я не дышал, не ходил, не кричал, не говорил и в конце концов смог торжественно отрапортовать себе об успешном завершении строительства. Это был самый крепкий карточный домик в мире, но и он нуждался в крыше над головой.

Чтобы защитить его, я начал строить над ним настоящий дом из стали и стекла. Конечно, он требовал огромных расходов. Одному такие работы было явно не поднять, и мне выдали в помощь бригаду строителей: все тридцать три богатыря, до зубов вооруженные новой техникой. Загремел, заползал кран, заматюгались, давая директивы, мастера, вышел первый номер стенгазеты:

«Каждому плану на песке — карточный домик, каждому карточному домику — фундаментальный дом!»

Наконец дом из стекла и стали был готов. Красивое, роскошное здание! Люди спрашивали:

— А кто в нем живет?

— Карточный домик.

— А в карточном домике?

— Планы на песке.

ДУБИНКА

Дали человеку дубинку. Взял человек дубинку, как змею, двумя пальцами. Понес ее домой в газетке. От смущения стал неловок и уронил дубинку на улице.

— Гражданин, вы дубинку уронили! — кричит народ.

— Это не моя, — застеснялся человек. — Ну ладно, отнесу в стол находок…

Приходит человек домой. Прячет дубинку в сундук. Пользуется ею только для дела: бьет грецкие орехи. И лишь изредка, сознавая, какая в ней сокрыта сила, поглаживает ее черную поверхность, вертит ее, крутит, сечет воздух, как саблей.

Человек чувствует, если кого-нибудь не ударит — не переживет. Руки чешутся. Жилы вздулись, как водопроводные трубы. Кровь бурлит, будто в праздник. Сердце стучит в дверь, словно милиция. Дубинка зовет и манит, как любимая.

Человек берет дубинку в руки против своей воли и выходит на улицу. Навстречу гражданин. Шляпа. Очки. Штаны. Пиджак. Галоши. «Сейчас, — думает человек, — я его р-раз!» Чувствует: рука не поднимается. «В чем дело? — думает человек. — Почему она не поднимается?»

— Я хочу вас ударить, а у меня рука не поднимается, — жалуется он гражданину.

Гражданин участливо охает:

— Ох, ох! В чем же дело? А если еще разок попробовать? Может, мне снять шляпу?

— Нет! Нет! — говорит человек. — Идите своей дорогой.

— Зачем же вы будете терять время? Бейте! — требует гражданин.

Дубинка взлетает в воздух и как молот опускается гражданину меж глаз.

— Ну что это за удар? — морщится гражданин. — Вот раньше били так били.

Человек бьет гражданина еще раз. Гражданин падает со счастливой улыбкой. Человек плачет. Ему жаль гражданина. Он проклинает свои руки и дубинку. Слезы текут по его щекам, ручьями льются гражданину на лицо.

Тот приходит в себя. Человек просит у гражданина прощения. Собирается народ.

— По какому праву бьете? — возмущаются люди.

Человек показывает им дубинку как мандат.

— Это другое дело, — говорит народ. — Раз есть разрешение — бейте.

Человек бил два часа пятнадцать минут. Сначала всех подряд, потом через одного, потом стал выбирать самых мордастых, потом курносых, потом рыжих, а потом и вовсе сказал:

— Ладно, хватит! Так можно и дубинку износить. В следующий раз.

— Мы будем жаловаться, — кричат те, у кого еще не выбиты зубы. — Что это еще за халатное отношение к своим обязанностям?

«Да, нельзя лениться, — заговорила в человеке совесть. — Надо бить».

Передохнул и кричит какому-то человеку:

— Сейчас я тебя ударю, радость моя!

— Я тебя тоже ударю, — отвечает другой человек. — Давай работать на пару. Я буду бить, а ты добивать.

— Нет, я буду бить, а ты добивать.

— Хватит спорить! — говорит человек. — Если я сейчас кого-нибудь не ударю, то умру или тяжело заболею.

— Давай полечимся, — соглашается другой человек.

Он бьет человека. Человек бьет его. Потом он человека. Человек его. С каждым ударом чувствуют себя все лучше и лучше. Наконец падают, крепко обнявшись. Руки нехотя разжимаются. Дубинки, дрожа от нетерпения, катятся по асфальту.