Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена

Удивительно, сколь неодинаково отреагировали на приближение праздника мои сотрудницы. Стремительно изменившая масть, затянутая в зеленую кожу Мари произвела, пожалуй, меньший фурор, чем наложившая легкий, почти незаметный грим Анечка — кроме того, узел волос на голове последней был сегодня чуть изысканнее обычного, а строгий гарнитур юбка-рубашка-жакет оказался выдержан в ослепительно-белых тонах и включал тончайшую кружевную отделку и еле видимую серебряную цепочку. Оленька, казалось, пыталась воспроизвести Анну Федоровну — до того перекликались между собой их нарядные светлые блузки и сдержанных очертаний длинные юбки с узкими пиджачками. Но интересно, что облик Анны Федоровны с головой выдавал в ней невесть как угодившую на пикник школьниц классную даму (строгую, но справедливую, так что школьницам не поздоровится), а практически идентичный силуэт Оленьки казался изысканной маскировкой одной из этих школьниц, самой лукавой и озорной.

Ясенев и Снегов мало чем поступились перед напором новогодья. Оба сохранили свой неизменно строгий и корректный вид. Вот только Глеб Евсеевич тем самым вызвал у меня мысли о надежности и универсальности классики, а Снегов — раздражение. Любопытно… Казалось, Рюрик Вениаминович пребывает в ожидании чего-то тягостного и не особенно склонен скрывать свое настроение. Я ощутила вину. За то, что не люблю его, и даже если захочу, не смогу подойти и спросить, не случилось ли чего и все ли с ним в порядке. А ведь люди, включая, выходит, и меня, не прощают тех, перед кем чувствуют себя виноватыми.

Лисянский, как всегда, был на высоте… Он демонстрировал такую естественность, живость и обходительность, что я как-то далеко не сразу заметила, что сегодня плащом и камзолом ему служат бледно-голубые джинсы в сочетании с жемчужно-серым джемпером и ослепительно-белой рубашкой, кажется, расстегнутой сегодня на одну дополнительную пуговичку — дань то ли излишней духоте, то ли неофициальности мероприятия.

Удивительный все-таки человек! Никогда не думала, что можно совмещать в себе сразу столько положительных черт. За все время совместной работы — ни одного неуместного замечания. Любая интонация сообразна контексту. Мягкое неназойливое чувство юмора. Собеседники подпадают под его обаяние и оказываются в его руках, не отдавая себе в этом отчета. Последнее особенно беспокоило меня: я, естественно, то и дело оказывалась собеседником одного из своих сотрудников и лишь надеялась, что о своем влиянии на меня он не догадывается, а если (от чего избави бог) догадается, то не воспользуется им. По крайней мере, в совсем уж корыстных целях… Впрочем, довольно о Лисянском — сегодня он тут, слава богу, не один. И вообще — не рановато ли меня развозит на лирические измышления? С полубокала-то шампанского?

Покинув контору одной из последних, я оставила мысли о сослуживцах за ее запертыми дверьми.

Сегодня будет совершенно особенный вечер. И не только для меня. Моих единственных на протяжении последних двух лет собеседников — единственных, перед которыми у меня хватало смелости раскрыться, — ожидал сюрприз. Обоих. Я еще не до конца решила, в каком виде его преподнести, но…

Как-то они его воспримут? От мыслей об этом я словно летела в сладком замирании сквозь бесконечную пустоту. Что неудивительно: наш город — большая аэродинамическая труба.

Как уже говорилось, с некоторых пор я возвращалась в свой необитаемый дом, предвкушая приятное общение с приятным собеседником. Даже с двумя. Пусть я ни одного из них ни разу в глаза не видела, что с того? Мне же с них не икону писать, в конце концов. А виртуальный собеседник имеет перед реальным по меньшей мере одно неоценимое преимущество: его можно домысливать, не опасаясь, что фантазии разобьются, пардон, о грубую ткань материального мира. Да и самой мне неодолимое расстояние служило коваными доспехами, пусть утяжеляющими общение, но зато делающими его безопасным, а меня куда более обычного искренней.

Едва избавившись от верхней одежды и переселившись из сапог в тапочки, я выбралась в сеть и убедилась, что ни Бродяги среди реконструкторов, ни Профессора среди мифотворцев еще (или уже?) нет. Ощутив укол разочарования, я взбодрила себя тем, что еще не вечер, а начало новогодней ночи, так что все впереди, и набросала каждому сообщение в предпразднично-фривольном духе «Я пришел к тебе с рассветом рассказать, что ты с приветом…», сопроводив письмо Профессору стихотворением «в тему». После чего наконец занялась сервировкой.

Господи! Пусть не все в моей жизни стремится к идеалу, но сейчас, когда елочка в углу таинственно поблескивает спрятанными в хвое шарами, диван манит пушистым пледом, тихо-тихо поют из музыкального центра суровые норвежские ребята и ни один человек под Луной на меня не обижен — остается только поблагодарить тебя за все подряд. С праздником! И пожалуйста, помни о нас лучше, чем мы о тебе!