Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена

Зачем бродяге, чей попутчик ветер,
Скитальцу, чьи пути лежат меж весен,
Тому, чей голос повторяет эхо,
Зачем ему, скажи на милость, имя?
Меня и так легко найти по звездам,
По верстовым столбам,
По междометью;
Меня без слов всегда окликнуть можно.
Но некому. Пролягут безнадежно
Пустынные, молчащие просторы.
Глубокие следы заносит снегом.
Смеркается. Но долог, слишком долог
Скитальца век. Зачем бродяге имя?

Что ответить, я не знала. Да и некому было отвечать — Бродяга уже вышел из сети. Я расстроилась, хотя даже не представляла, о чем разговаривать после этого. Но и оставлять человека одного в таком состоянии не хотелось. Потому, наверно, Бродяга и не предоставил мне выбора.

Не знала, что он пишет стихи — это с Профессором мы вечно обменивались экспромтами… Бродяга всегда был таким легким собеседником! Не было в нем раньше этой щемящей неприкаянности — по крайней мере, я ее никогда не чувствовала. Усталость и безнадежность, заполнявшие строки, поразили меня. Мне захотелось хоть как-то поддержать и утешить его. Но как? Не было у меня подходящих слов.

Я попыталась заняться делами, но навязчивое беспокойство не уходило. Снова сев за компьютер, я торопливо защелкала клавишами. Подходящие слова все-таки нашлись. Писалось быстро, но путано. Наконец, выстроив из вороха строчек окончательный текст, я отправила его Бродяге.

Кто-то однажды изрек как предрек:
Страннику спутник положен по штату —
Путь, обретенье, приязнь и утрата…
Я ли тебя не жалел, не берег?..
Рой беспородных бродячих певцов,
Видно, и правда недорого стоит,
Раз усыпает дорогу героя
Мертвою грудой немых бубенцов.
Боги, дороги под ноги стеля,
То ли Дороги хотели восславить,
То ли себя позабавить — добавить
Нас завитками к чужим вензелям.
Кто из нас замысел — чистый, сквозной —
Крест на распутье покажет в итоге.
Ломкий стилет одинокой дороги,
Я ли тебя не баюкал? С тобой
Я ли не пел во все горло, плюясь
Алыми розами с привкусом тленья?..
Спутник нечаемый, чье-то знаменье,
Я ли не жду тебя — даже сейчас?

От сердца слегка отлегло, но тягостное ощущение не проходило. Перечитала присланное стихотворение и меня словно прошило насквозь. Я знала эти интонации.

Все-таки стилистика страшная вещь. Образный ряд, характеристика индивидуальная, он слишком узнаваем. Как, впрочем, и ритмический строй. Бродяга, теперь я знаю, кто вы!

«НЕ ОЖИДАЛ, БРУТ?»

В конторах наподобие нашей последний месяц перед наступлением нового календарного года проносится в хлопотах — не обязательно пустых, но утомительных. Тридцать первого декабря мы с чистой совестью могли позволить себе явиться на работу попозже, дабы по быстрому отметить приближение праздника в кругу сослуживцев и уйти пораньше.

Офис был украшен сияющими гирляндами, заботливо припасенными Анной Федоровной и накануне развешанными Мишенькой под чутким руководством женской части коллектива. В общем зале красовалась маленькая аккуратная елочка — ценная добыча бесценного Глеба Евсеевича.

Прошлый (почти уже позапрошлый) год дался нам слишком тяжело и не располагал к празднованиям. Поэтому сегодня я не без любопытства тайком наблюдала за коллегами. Мишенька восхищенно поглядывал на Мари, чья классически-замысловатая прическа вызывающе противоречила зеленоватому цвету волос. Козлов на ту же Мари поглядывал скорее озадаченно и даже обеспокоенно.

Каждого из сотрудников кто-то где-то ждал. Думаю, что им также казалось само собой разумеющимся, что затаенно улыбающаяся директриса после корпоративной пирушки тоже устремится куда-то к кому-то… Я, естественно, не разубеждала.