Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена

Всю ночь мелькали вокруг меня неясные образы, отзвуки дневной жизни, но когда я проснулась, голова была ясная.

Приготовление роскошного завтрака (а то всю неделю грызла бог знает что), пробежка до магазина, мытье посуды. Только после того, как все это было сделано, я позволила себе подумать о том, что единственно интересовало меня.

Но и при свете дня вчерашние выводы казались такими же убедительными. Давно уже подспудное беспокойство не давало мне покоя.

Причем всех настороживших меня деталей я не то, что перечислить — даже вспомнить не могла: они оседали в подсознании, минуя рассудок, пока там же, в подсознании, количество не перешло в качество, и стало достаточно малейшего повода, чтобы края сошлись. Каждая мелочь становилась теперь неоспоримым доказательством моей правоты — и моей же глупости.

Я не могла простить себе, что так долго не видела очевидного. А ведь как близка была к отгадке, спрашивая Бродягу, точно ли их с Профессором именно двое — правда, я не имела в виду кого-то определенного. Но то и дело слышались в наших диалогах знакомые нотки, тогда еще неясно чьи. Вот почему и поведение Снегова казалось мне иногда таким «неснеговским».

Стоило предположить, что Снегов, Профессор и Бродяга — одно лицо, как все разом становилось на свои места.

Внимательно оглядев сложившуюся картину, я еще раз поздравила себя: головой вы, Людмила Прокофьевна, пользуетесь редко. И не по назначению. Вчера я сделала только половину вывода! Если Снегов — Бродяга и Профессор, он, выходит, прекрасно знает, что Леди и Тикки — это Кулагина.

Не может ли все это быть совпадением? Мало ли кто на меня как посмотрел! В тот момент ему могло придти в голову все что угодно. Ну, а то, что Снегов назвал меня «Тикки» — тоже совпадение? Конечно, он мог опираться на мое признание под Кисельней. «Кто вы? — Туу-тикки». Но именно «Тикки»?.. Не многовато ли совпадений для одного Снегова?

Бродяга сказал: «слушайте сердце». Сердце не сомневалось — оно знало, кто есть кто.

Едва помянула переписку — память тут же выдала целый ворох отдельных кусочков.

«Неужели ваше имя такое страшное? — Не то слово!» Я расхохоталась. Мне и в голову не могло придти… Да, с таким именем проще простого быть вычисленным.

«Боюсь, эта тайна не совсем моя». А чья же, Бродяга? Неужели Снегова Рюрика Вениаминовича?

«Вы несправедливы к себе! — Зачем мне быть справедливым, когда есть вы?» Я застонала. Боже! Что я там наплела ему о нем же? «Неприятный человек?» Интересно, он уже знал? Понимал, кого я с его подачи размазываю тонким слоем?

«Возможно, если б вы знали меня лучше, вы не считали бы, что я не меняюсь». Что да, то да! Святая правда.

Бродяга уверял, что знает, в каком городе я живу…

А Профессор-то, Профессор тоже хорош! Как он расписывал мне красоты Питера! Синагога! Речка Оккервиль!.. Я скрипнула зубами. Садист! А еще Профессор…

Что?!!

Профессор! Идиотка! Я же пропустила самое главное! Когда мне было плохо, я позвала Профессора — и пришел Снегов. Учитывая расстояние от его дома — прямо-таки примчался…

Больше у меня не оставалось сомнений.

Лес — любой лес — это, конечно, хорошо. Шум ветвей, гомон птиц, веселая компания, грибы, душистые травы, ягоды — в общем, пользы много, радости тоже. Но умиротворение приносит только море. Поэтому, почувствовав, что сделанное открытие мне не по силам, я сгребла его как попало и двинулась на залив — сидеть на камушке, бездумно смотреть, как бегут по поверхности ажурные морщинки, ждать, когда легкое солнце медленно коснется пенных верхушек и, напитываясь водой, начнет тонуть и растворяться, разливая слабеющее сияние…

И когда оно угаснет — я отправлюсь домой. И принесу с собой добычу — понимание и равновесие. И завтра отправлюсь на работу… О господи!..

Теперь, когда решение принято и отшлифовано плеском волн, можно было снова довериться течению событий, тем более, что мы с ними шли уже в одном направлении — или я надеялась, что в одном.

Есть в астрологии метод прогрессии — метод внутреннего воздействия, моделирования внешних обстоятельств. Меня всегда радовало его наличие, хотя я редко им пользовалась.

Собственно в астрологии меня привлекали скорей абстрактные знания. Если звезды могут дать совет и предостеречь от ошибки — значит, мне придется совершить какую-то другую. Так пусть уж лучше это будет моя ошибка — заодно и винить будет некого.

Меня всегда поражала Эльга Карловна, руководительница зодиакального кружка, считавшая звезды единственно верным советчиком, истиной в последней инстанции. Она хотя и соизволила однажды упомянуть о том, что любое, даже самое неблагоприятное влияние может быть преодолено сильным характером, но такое у нее было при этом выражение лица, что становилось ясно без слов, сколь мало следует верить в подобные профанации. Мне же как раз очень понравилась эта мысль.

А вот что мне не очень нравилось, так это выявленный у Снегова по отношению ко мне жребий предателя. Теперь я не могла уже принимать это всерьез, но было неприятно, как если бы мне наговорили о человеке дурного.