Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена

«Рюрик, ты только не уходи! — мысленно заклинала я. — Только дождись меня, пожалуйста, только не уходи!»

Обожгла страшная мысль, да его, наверное, давно там и нет; с чего я вообще взяла, что он там?!

«Рюричек, милый, пожалуйста — подожди! Рюрик!..»

Представить невозможно, что еще недавно мне не нравилось его имя! Да ведь это лучшее имя, какое я встречала за всю свою жизнь!

Ясенев как ястреб несся по вечернему Питеру. Потрясающий человек! Он не задал ни единого вопроса. Через десять минут машина резко затормозила у подъезда нашего офиса.

— Глеб Евсеич, я ваш вечный должник! — крикнула я, выскакивая из машины.

Поднимаясь по лестнице, я почувствовала, каким гулким стало пространство. Сердце разносило грудную клетку.

Дверь офиса открыта. Я остановилась, выдохнула и вошла.

В кабинете Снегова горел свет. Я приблизилась. Рюрик сидел неподвижно, устремив невидящий взгляд в потолок. Услышав шорох, он поднял голову. Во взгляде его что-то затеплилось. Я шагнула к нему — и он поднялся мне навстречу.

Меня затрясло. Ощущая жгучую смесь бешенства и облегчения, я медленно подошла, яростно, неотрывно глядя в глаза. Подойдя почти вплотную, остановилась, судорожной хваткой вцепилась в лацканы его пиджака и притянула к себе — так, что мы чуть не соприкасались лицами:

— Я тебе покажу «И он уйдет со своей гармошкой»!..

«МЫ С ТОБОЙ ОДНИМ УКРЫТЫ НЕБОМ»

Побелевшими пальцами я намертво держала его, раскачиваясь и порой пытаясь встряхнуть. Борясь с желанием одновременно придушить и зацеловать насмерть, я плохо понимала, что говорю:

— Я тебя никуда больше не отпущу. Слышишь? Никуда! Ни на шаг! — Рыдания подступали к горлу и прорывались наружу вперемешку с выкриками. — Как ты мог? Эти два дня… Я тебя искала… Ты где вообще был? Ты обо мне подумал? О себе подумал? Как ты без меня… Я тебе… Я тебя…

В голос зарыдав, я вжалась в него лицом. И только тут ощутила, что меня давно уже бережно обнимают его руки.

— Ну что ты, маленький, что ты… — Голос был бесконечно заботливым и усталым.

— Я… — всхлипывая, непослушными губами силилась выговорить все сразу. — Я…

— Тихо, родная, тихо… — Он крепче прижал меня к себе, поглаживая по голове. — Все хорошо, успокойся…

— Правда? — Я подняла голову, с надеждой вглядываясь в его лицо.

Он отвел прядку с моего лба:

— Правда.

Я закрыла глаза.

— Прости меня.

Невесомые горячие прикосновения к сомкнутым векам, к одному, к другому. Прерывистый шепот:

— Тикки… За что?

— За все…

Он тихо рассмеялся. Я удивленно открыла глаза: сквозь измученное лицо, на котором тенью лежала вся тяжесть предыдущих дней, явственно проступала мягкая ирония Бродяги.

— Нет, малыш, так не пойдет… За все — это слишком много. Давай сделаем по-другому: за половину всего я прощу тебя сразу, а за остальное ты отчитаешься по пунктам. Потом. Если захочешь… А там уж видно будет.

Счастливо засмеявшись, я, все еще всхлипывая, начала:

— По некоторым пунктам очень хочу отчитаться прямо сейчас. Можно? — Он кивнул. — Во-первых, твое заявление я, разумеется, не подпишу. Во-вторых, раз уж ты доверил мне на хранение настолько важный документ, как долговое обязательство, я решила, что теперь у тебя нет от меня секретов, и устроила в твоем кабинете обыск. Стихи — извини — реквизировала.

Рюрик резко покраснел, заморгал, затем поднял на меня глаза и, стремительно бледнея, спросил:

— И?..

Я притянула его к себе, бесконечную секунду смотрела в глаза.

— Я люблю тебя.

Мы оба застыли. И все вокруг словно остановилось. Даже время… Нет, время вообще перестало существовать.

Потом Рюрик преодолел разделяющие нас пару сантиметров и начал целовать меня. Я ответила — так, словно он вот-вот должен исчезнуть, истаять струйкой тумана. Его руки, как когда-то, были сомкнуты за моей спиной — я снова была «в домике».

Сквозь ощущение полной растворенности пробивался легкий дискомфорт. Чуть отстранившись, я поняла, что по-прежнему держу лацканы его пиджака сведенными пальцами. И не могу выпустить.

Рюрик проследил за моим взглядом, высвободил одну руку, другой продолжая обнимать меня, и, ласково улыбаясь, осторожно, по одному, отцепил мои пальцы. Я немедленно обвила его освободившимися руками и прижалась щекой к влажной рубашке:

— Хочешь, я выйду за тебя замуж и рожу тебе целый выводок Рюриковичей?

Он глубоко, от сердца вздохнул, прижался щекой к моей макушке и со счастливой обреченностью прошептал:

— Леди Тикки, вы не оставляете мне выбора.

ЭПИЛОГ

Понедельник — великолепный, лучший в мире понедельник — начинался на удивление буднично.

С утра я позвонила Левинскису.

— Борис Артемьевич? Здравствуйте! Вас беспокоит Людмила Прокофьевна Кулагина. Впрочем, последнее ненадолго. Дело в том, что я выхожу замуж и по семейным обстоятельствам, уж извините, остаюсь в Питере. Характер нашего дальнейшего взаимодействия предоставляю определить вам — меня вполне устроит любое ваше решение.

Я выслушала сбивчивые поздравления Левинскиса, поблагодарила и распрощалась.

Зашедший Козлов поинтересовался, как мне понравились его саженцы — оказывается, это были черенки чайной розы.