Честенеры, папа с Максом, мои ребята музыканты и помощники по сцене – самые близкие и верные были рядом в этот счастливый день, а еще Вилли и Прэскот. После того, как младшего Хилла оправдали, Дэми разрешил нам общаться и не отказал пригласить друга на свадьбу. Он понял, как для меня важен этот человек, и я была о-о-очень благодарна. Так благодарна, что у мишки теперь вся спина исцарапана. Хи-хи, я позавчера была голодна, а точнее, мы после затяжного сохранения изголодались вместе. Только вот Потапыч был слишком осторожным, боялся навредить малышу после угрозы, а я за это его своеобразно наказала. И отблагодарила, конечно. По-своему.
Вилли стоял позади всех в строгом горчичном костюме и салатовом галстуке, что было неожиданно для его сдержанной натуры, и придерживал коляску с Прэскотом. Младший Дрэйк сильно изменился после случившегося: остриг модную челку, исхудал, стал книги писать, я даже почитала несколько глав и мне очень понравилось. Единственное, что не поменялось – он не встал на ноги. Пуля задела важные нервные окончания в позвоночнике, и Прэскот навсегда теперь прикован к инвалидному креслу.
И только после поцелуя, что подарил мне молодой муж, я осознала, какое счастье случайно поймала на улице, когда столкнулась с тремя гопниками. Это счастье – мой русско-американский тело-Защитник – Дэми. Любимый и верный. Самый лучший муж. И желанный мужчина.
Эпилог
– Мишка, – Ева влетела в спальню разноцветной бабочкой и с разбега упала мне в объятия. – Он наконец заснул! – Жена поёрзала: – О… Ты так рад меня видеть!
И жадно впилась в мои губы поцелуем. Я отстранился и осторожно выудил из-под аппетитной попки любимой недособранный револьвер. Ева, разобрав, на чём сидела, сначала надулась:
– Чёрт, Дэми! Разве можно так разочаровывать любимую женщину?
– Любимую нельзя, – меланхолично согласился, проверяя, все ли детали перекочевали из-под округлой попки на стол.
Не хотелось во время нежных ласк ощутить шампал в неподходящем месте. Когда, под нетерпеливое сопение Евы, быстро собрал револьвер, развернул жену и, накрыв своим телом, удержался на весу, прижимаясь лишь бёдрами, позволяя Еве ощутить своё возбуждение. Шепнул:
– Надеюсь, ты не разочаровала... любимая?
Ева заулыбалась и, обвив руками мою шею, приникла к губам. Её проказливый язычок скользнул в рот, наполняя сладостью, нежно переплетаясь с моим языком в неистовом танце.
Опираясь на локоть, чтобы не раздавить свою хрупкую женщину, другой рукой накрыл грудь Евы. О, это неземное блаженство! Моя бабочка и так крышесносно соблазнительна, а после родов грудь её округлилась и потяжелела, окончательно сводя меня с ума. Я не мог смотреть, как жена кормит сына грудью – сразу возникал железный стояк, с которым самостоятельно справиться не удавалось. Да я и не собирался!
После совместных родов, когда я принял на руки маленький орущий комочек – ребёнок умещался на моих ладонях! – мы стали с Евой ещё ближе. И, вопреки волнениям врачей, Ева очень быстро восстановилась и потребовала исполнения супружеских обязанностей уже через месяц. Мне пришлось проявить чудеса изобретательности, чтобы оттянуть прямое проникновение на рекомендованные доктором шесть недель.
За это время мы с Евой перепробовали такие сумасшедшие вещи, что сексуальный аппетит моей колючки возрос в разы. Казалось, между нами не осталось никаких секретов и запретов. Я знал, как быстро довести жену до исступления или как оттянуть сладостный момент до предела. И сам перед Евой был как на ладони. Каждый день. Каждый час. Каждую минуту и секунду.
Я раздвинул жене ноги, вклинился в ее жаркую глубину и настойчиво задвигался ей навстречу.
Ева, впившись пальчиками в мои плечи, выгибалась на моих руках и так сладко стонала, что я едва не кончил раньше нее.
Пришлось напрячь мышцы, собрать силу воли в кулак и отработать, как поршень, чтобы моя колючка взорвалась тысячей искр и получила заряд эйфории.
– Мне чертовски повезло вовремя развестись, – тяжело дыша после яркого пика, прошептал я. – Вовремя захотеть напиться и вовремя набить морды придуркам у дверей любимого бара.
– А мне чертовски повезло вовремя влипнуть в неприятности, – тихо рассмеялась Ева, укусив угол моего вспотевшего плеча. – Это у меня получается лучше всего. – Улыбка её растаяла: – Жаль только, что от этого страдают другие.
Я скривился: опять она о Прэскоте печалится. Честенер еще три месяца назад увёз Дрэйка-младшего в Россию. Пелагея хвалила одного профессора, который занимается нейрохирургией…
Мрачные мысли прервал звук из ожившей радионяни. Саша, меньший сынуля, решив, что папе сладенького хватит, требовал маму к себе.
Ева виновато улыбнулась:
– Продолжим чуть позже.
Она только поднялась и, накинув на себя мою футболку, которая смотрелась на ее худеньких плечах огромной, направилась к двери, как мы услышали пение.
Максимка пел маленькому брату песню, которую Ева сочинила совсем недавно. Специально для сыночка.
– Мой малыш, не грусти.
Спят моря, спят мосты.
И тебе пора спать,
Ночь зовет отдыхать.
Мой малышик, не плачь,
Завтра будешь играть.
Мой сыночек, давай,