Служебный роман

— Прямо!

И снова впился в Калугину. Шофер завел машину и рванул с места.

И вот уже машина с Калугиной и Новосельцевым влилась в московский транспортный поток.

Через девять месяцев у Новосельцевых было три мальчика…

Вокзал для двоих

Пусть не пугается читатель, обнаружив, что действие нашего фильма начинается в месте не совсем приятном, а именно в колонии для уголовных преступников. Никто не знает своего будущего. Недаром народная мудрость гласит: «От сумы и тюрьмы не зарекайся!»

Был зимний метельный вечер.

Прожектор высвечивал огромную утрамбованную площадку, на которой проходила вечерняя проверка тех, кого перевоспитывали, — попросту говоря, заключенных. Дежурные офицеры шли вдоль строя, поштучно пересчитывая узников. Потом каждый из дежурных подходил к старшему офицеру и докладывал:

— Вечерняя проверка произведена! Лиц, незаконно отсутствующих, нет.

— Разведите по общежитиям! — скомандовал старший офицер.

— Есть развести по общежитиям! — как эхо отозвались начальники отрядов.

— Рябинин, останьтесь! — приказал старший, а один из офицеров тотчас повторил:

— Рябинин, останьтесь!

Заключенные строем направились к баракам, а на плацу задержалась лишь одинокая фигура. Она съежилась, как бы ожидая неприятностей.

Надо заметить, что люди делятся на тех, кто сторожит, и тех, кого сторожат. Герой нашего повествования Платон Сергеевич Рябинин принадлежал, к сожалению, ко второй категории человечества. Хотя, правда, он вовсе не походил на преступника. Это был мягкий, застенчивый человек лет сорока. По его простодушному, доверчивому лицу было понятно, что он не способен на неблаговидные поступки. Такой ни карьеры не сделает, ни Уголовный кодекс не нарушит.

— Рябинин, подойдите! — подозвал старший офицер. И когда Платон, выполняя приказание, подбежал, начальник сообщил ему: — Хочу вас обрадовать, — к вам приехала жена!

Но заключенный вовсе не обрадовался.

— Зачем?

— Просит свидания!..

— Я ее не звал! — вырвалось у Платона. — Я не хочу свидания!

— Да вы что? — поразился офицер. — Она к вам семь тысяч километров на поезде отмахала, да два часа на самолете летела, да еще сутки в грузовике тряслась.

— Ну и пусть! Я не пойду! — Арестант позволил себе немного взбунтоваться.

— Да ради вас… я… — возмутился начальник. — У нее не оказалось необходимых документов. Я просто не мог отказать. Она так просила…

— Как — просила? Она? Не понимаю… — невесело произнес Платон.

— Это вы с ней выясните! Держите пропуск! Пойдете без конвоя! Я вам доверяю!..

— Куда я пойду? — голос Платона звучал жалобно.

— Она тут комнату сняла, в деревне. Вот адрес записан. И чтобы совместить приятное с полезным, зайдете в мастерскую, к Ивану Герасимовичу, и возьмете из ремонта аккордеон! Вы музыкант — проверьте, как починили!

— Слушаюсь! — понуро согласился Платон. Он мог отказаться идти к жене, но отказаться идти за аккордеоном он не имел права.

— Как Коля мой? Успехи делает? — вдруг спросил офицер.

— Мальчик способный. Его бы хорошо в музыкальную школу определить.

— Вот отбуду здесь вместе с вами, — пошутил офицер, — и переведусь в нормальный город, где есть музыкальная школа. — Он снова стал строгим и официальным. — Учтите, Рябинин: пропуск — до утренней проверки. Ровно в восемь — быть в строю. Опоздание приравнивается к побегу. Идите!

Потом на вахте — на воле это место называется бюро пропусков — охранник придирчиво обыскивал Рябинина.

— До деревни-то хоть близко? — спросил Платон.

— Недалеко, — охранник изучал валенки, тряся ими в поисках запрещенного. — Километров девять-десять. И не вздумай пронести спиртное, ножичек, деньги. Все равно найду.

— Ученый уже, — пробурчал Платон, надевая валенки.

— Значит, так, — жестко сказал охранник и отодвинул тяжелый засов, — пропуск у тебя до восьми утра. Будь как штык! Опоздаешь — это побег. Припаяют новый срок! Пошел!

Дверь отворилась, и Платон очутился на воле, где он уже давно не был.

Колония, обнесенная, как и положено, высоким глухим забором со сторожевыми вышками, находилась в чистом поле. Вокруг нее не было никаких строений. От ворот уходила в жизнь накатанная дорога, вдоль которой сиротливо тянулись столбы с проводами.

Платон побрел по дороге навстречу поземке. Пройдя несколько шагов, остановился, постоял. Затем решительно заспешил обратно и забарабанил в дверь вахты.

Охранник приоткрыл окошко:

— Ты чего забыл?

— Пустите меня обратно!

— Ты поручение выполнил?

— Какое? — не понял Платон.

— Аккордеон принес?

— Меня не за этим, меня к жене отпустили.

— Про жену в пропуске ничего не написано! — И охранник захлопнул окошко.

Платону не оставалось ничего другого, как зашагать в темноту и мороз. Но сначала он отстегнул от ватника зеленую бирку со своей фамилией, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя свободным, и спрятал ее в карман.

Платон шел и шел по заснеженной, пустынной дороге и вспоминал… Идти было далеко и холодно, но воспоминание было длинное, и оно согревало Платона…