— Что мне оставалось делать? — невольно начал оправдываться триумфатор, горестно подумав при этом, что полного взаимопонимания не бывает даже в самых лучших семьях.
— Безобразие! — возмутилась Мария Тихоновна. — Как они смели! У тебя больное сердце!
— Ты пойми! — пытался утешить жену Воробьев. — Сам референт министра приехал специально, чтобы сказать: «Какие могут быть успехи у «Прометальпродукции» без вас», то есть без меня!
Мария Тихоновна всхлипнула:
— На тебе всю жизнь ездят!
Глава третья
Дружба Мячикова и Воробьева перевалила за серебряную дату. Они познакомились в госпитале, где долго лежали на соседних койках, и было это больше чем четверть века тому назад. А подружились потому, что были не похожи друг на друга. Активный и задиристый Воробьев сразу же взял деликатного Мячикова под свое покровительство, и эти отношения продолжались до сих пор.
Николай Сергеевич, конечно, был приглашен на банкет, который давал Воробьев, и очень обрадовался тому, что Валентина Петровича не отпустили на пенсию.
Когда наконец-то гости разошлись, Воробьев и Мячиков остались наедине, Валентин Петрович увлек друга в маленькую комнату и красочно расписал, как коллектив «Промстальпродукции» стоял перед ним на коленях, заклиная остаться.
Николай Сергеевич слушал с нескрываемым восторгом и всему верил.
Когда настала его очередь, Мячиков пожаловался на судьбу.
— Ты растяпа! — высказался Валентин Петрович. — Ты должен бороться!
— Если говорить по-честному, — признался Мячиков, — то Федяев прав. Я уже никуда не гожусь! Я зря получаю зарплату…
— Не ты один! — вставил Воробьев.
— От этого мне не легче. Конечно, если бы я мог раскрыть крупное преступление…
— Возьми себя в руки и раскрой! — посоветовал Валентин Петрович.
— А где я его раздобуду, это преступление? Федяев мне ничего не поручает. Я уже балласт!
Валентин Петрович ничего не сказал в ответ и зашагал по комнате. Николай Сергеевич следил за ним, не отрывая глаз. Воробьев понимал, что тоскливый взгляд Мячикова взывает о помощи, хотя вслух Николай Сергеевич на помощь не позовет. Воробьев представил себе, как Николай Сергеевич проснется по привычке ровно в четверть седьмого, встанет и начнет бродить по пустой квартире, потому что делать ему нечего и идти ему некуда. Потом будет глазеть в окно на людей, которые торопятся на работу. Потом он не вынесет домашнего одиночества, выйдет на улицу, забредет на бульвар и будет маячить возле других стариков, которые играют в шашки или шахматы. А потом он станет мучительно думать, как же убить время, и пойдет в кино на первую попавшуюся картину, потому что больше пойти некуда…
— Ты не умеешь за себя постоять! — подытожил свои раздумья Валентин Петрович. Мячиков хотел было что-то сказать в оправдание, но Воробьев не позволил: — Слушай меня и не перебивай! Ты честный и неподкупный человек! А это для вашего следовательского дела важнее всего!
Мячиков засмущался.
— Выше голову! — прикрикнул на него Воробьев. — И если таких, как ты, бюрократы Федяевы вздумают выпихивать за дверь… я этого так не оставлю! Для меня это вопрос принципа, и ты тут ни при чем! Он тебе дал месяц срока? Да или нет, что ты молчишь?
— Ты сам не велел перебивать!
— Отвечай, когда тебя спрашивают!
— Дал месяц, — подтвердил Николай Сергеевич, снова обидевшись на Федяева. — Это вроде как испытательный срок! Обычно его назначают при поступлении на работу.
— И именно в этом наше спасение! — воскликнул Валентин Петрович. — Значит, Федяев сам не уверен, что ты уже совсем плох! За этот месяц мы его умоем!
— А как мы его умоем? — Мячиков поглядел на друга с надеждой.
— Не мешай мне сосредоточиться! — попросил Воробьев.
Николай Сергеевич покорно поднялся с кресла и направился к выходу:
— Пойду помогу Маше…
— Я всегда говорил, что ты баба! — с грубоватой нежностью загремел вдогонку Воробьев.
Хозяйка дома в соседней комнате пыталась уложить в постель расшалившегося внука Витю, сына старшей дочери. Дочерей у Воробьевых было две. Старшая вместе с мужем-геологом постоянно моталась по экспедициям, а младшая, Люся, жила с родителями.
— Давай, Маша, я его утихомирю! — предложил Николай Сергеевич.
— Ты вот что, Коля, поди-ка и помоги Анне Павловне! — Мария Тихоновна и не подозревала, что это поручение будет иметь далеко идущие последствия как для ее подруги, так и для Николая Сергеевича.
Анна Павловна мыла на кухне посуду, Люся ее вытирала, а сын Анны Павловны Володя мешал обеим.
— Ну пойдем! Ну поговорим! — приставал он к Люсе.
На что Люся отвечала:
— О чем с тобой разговаривать? Ты же хоккеист.
Друзья называли Анну Павловну народным умельцем.
И действительно, Анна Павловна умела делать все: варить обед, чинить электричество, лечить родственников и знакомых, шить, клеить обои, вязать, стрелять из револьвера и в сорок восемь лет выглядеть на тридцать шесть.