Служебный роман

Воробьев ухватил его за рукав и поволок в коридор, потому что Мячиков работал в комнате не один, а Воробьеву не нужны были свидетели.

— Что я не видел в музее? Я занят на работе! — упирался Николай Сергеевич, предчувствуя недоброе.

— Ты здесь все равно баклуши бьешь! — безжалостно напомнил Воробьев. — Пошли!

Когда они очутились на улице, Валентин Петрович спросил друга:

— Ты куда хочешь — в Русскую картинную галерею или в Музей западной живописи?

— Я вообще никуда не хочу идти! Ты ведешь меня насильно!

— А почему ты так боишься идти в музей? — рассмеялся Воробьев.

— Я боюсь не музея, а тебя! — признался Николай Сергеевич.

Валентин Петрович похлопал друга по плечу:

— Ладно, пойдем в Музей западной живописи. Он ближе!

Воробьев взял Мячикова под руку и повел к троллейбусной остановке.

Когда старики прибыли в музей, их встретил плакат: «Юбилейная выставка Рембрандта. 300 лет со дня рождения».

— Возможно, что Рембрандт — это именно то, что нам надо! — загадочно произнес Воробьев.

Николай Сергеевич понимал, зачем они сюда пришли, но старался не думать об этом.

— В какой зал пойдем? — великодушно спросил Воробьев.

— Лично я люблю импрессионистов! — застенчиво признался Мячиков.

— Импрессионистов так импрессионистов… — согласился Валентин Петрович. — Для тебя я на все готов!

Первый экспонат, у которого задержался Мячиков, была скульптура Родена «Поцелуй».

— Какая прелестная вещь! — восхитился вслух Николай Сергеевич, забывая об опасности, связанной с присутствием Воробьева.

— Эта скульптура не годится! — покачал головой Валентин Петрович. — Врачи не разрешают мне поднимать тяжести. Но ты подбросил оригинальную идею. О скульптуре я как-то не подумал…

И Воробьев подвел друга к маленьким бронзовым фигуркам Аристида Майоля, которые свободно могли бы поместиться в кармане.

— Хороший скульптор этот Майоль?

— Конечно, он не Роден, — тоном знатока ответил Николай Сергеевич, — но мастер интересный.

— Ясно. Плохого здесь держать не станут. Обожди меня! — И Валентин Петрович заспешил к смотрительнице зала, бодрой старушке, которая зорко следила за тем, чтобы посетители не хватали руками произведения искусства.

— А вы не боитесь, — спросил Воробьев, — что кто-нибудь украдет вот те маленькие статуэтки?

Смотрительница охотно вступила в разговор:

— Одну уже украли! Но теперь с этим покончено. Теперь все статуи приморожены к постаментам!

— Как приморожены? — с профессиональным интересом переспросил инженер Воробьев.

— Очень просто — сжатым воздухом! — объяснила старушка.

— Спасибо! — Воробьев вернулся к Мячикову.

— Скульптуры отпадают в принципе — они приморожены к постаментам.

— Очень хорошо. Значит, их никто не стащит! — злорадно отозвался Мячиков, любуясь в этот момент картиной Матисса.

Валентин Петрович тоже посмотрел на картину и возмутился:

— Что ты в ней нашел? Она такая здоровенная!

— О картинах не судят по размеру! Дай мне спокойно смотреть! — взмолился Николай Сергеевич. — Я тут давно не был. Я хочу получать удовольствие!

— Мы здесь не за этим! — напомнил Воробьев.

Но Мячиков упорно стоял на своем:

— Лично я пришел сюда потому, что люблю смотреть картины!

— Ну хорошо, хорошо! — уступчиво сказал Воробьев, понимая, что к ценителю живописи нужен деликатный подход.

Следующей картиной, у которой Николай Сергеевич застрял надолго, был «Оперный проезд в Париже» Писсарро.

Валентин Петрович покорно дожидался, пока Мячикову не надоест глазеть на Париж.

— Это моя любимая вещь! — умилялся Николай Сергеевич. — Валя, спасибо, что ты меня сюда привел! Ах, как хорошо! Как жаль, что мы редко бываем в музеях, засасывает нас текучка! Нет, надо чаще встречаться с искусством. Искусство — это единственная непреходящая ценность.

Воробьев немедленно отреагировал:

— Конечно, картина великовата, но тебе я верю! У тебя хороший вкус! Вот эту картину мы и возьмем!

— Но я не хочу красть картину! — завопил несчастный следователь.

Посетители обернулись на него с недоумением. Кто-то засмеялся.

— Не ори! — обозлился Воробьев. — Чего ты разорался!

Мячиков рванулся к выходу, но Воробьев догнал его и сказал успокаивающе:

— Ну ладно! Не нервничай! Пойдем посмотрим выставку Рембрандта!

— Я пойду, но только с одним условием! — строго предупредил Николай Сергеевич. — Если ты еще хоть раз посмеешь…

— Не посмею! — кротко пообещал Воробьев.

В рембрандтовском зале висело семь картин. При виде великих полотен на Мячикова снизошло благоговение. От картины к картине он стал переходить на цыпочках!

— Маленьких только две! — заметил Воробьев.

— Ты опять за свое? — вскипел Мячиков.

Воробьев невинно пожал плечами:

— Какая из картин тебе больше нравится — та, где изгоняют из храма, или «Портрет молодого человека»?

— Не скажу! — уперся Мячиков.

— У молодого человека рама красивее! — вслух размышлял Валентин Петрович. — Красть нужно, конечно, Рембрандта. Тогда это на самом деле будет преступление века!