Вначале беспрерывно обрушивали шквал смертоносного огня на артиллерийские позиции, оборонительные сооружения врага. Потом начались ожесточенные воздушные схватки.
В разгар напряженнейшей боевой работы 21 декабря в полк прибыли из армейской газеты давно знакомые нам журналист капитан Юрий Казьмин и фотокорреспондент Николай Гаврилов. У них было задание сфотографировать летчиков, отличившихся над Батинским плацдармом, рассказать о них в газете.
Пока шли беседы, все было нормально. Григорию Денисовичу льстило внимание армейской прессы, он охотно рассказывал о каждом из нас, явно преувеличивая наши заслуги.
Но вот пришло время фотографироваться.
Некоторые летчики суеверны. Фотографирование, да еще перед полетом, — этого они себе ни за что не позволят. Многие начали избегать капитана Гаврилова. Увидя это, Онуфриенко сказал:
— Ребята, уже пятый час, дело к вечеру, вылеты вряд ли будут еще, так что не бойтесь запечатлеть себя на пленке.
Прибывший с газетчиками летчик-инспектор майор Н. Ковалев тоже стал агитировать за фотографирование. Мы сгрудились группой вокруг него. Гаврилов раз-другой щелкнул затвором — готово!
И тут Онуфриенко зовут к телефону. Он бежит и возвращается злой, понурый, говорит:
— Скоморох, твоя эскадрилья дежурная — надо пару отправить на задание.
Выстраиваю эскадрилью, спрашиваю:
— Кто пойдет?
В ответ гробовое молчание. Мне лично ни с чем подобным еще не приходилось встречаться.
— Ну, так есть добровольцы? — переспрашиваю.
Молчок. Прошелся вдоль строя, пытаясь заглянуть каждому в глаза, но все опускали их вниз.
Черт бы побрал эти проклятые суеверия: как они действуют на психику! Но не могут же быть они сильнее здравого смысла? Я вспомнил, как еще в Адлере сел стричься, будучи уверен, что в воздух подниматься больше не придется. Только парикмахерша Оля прошлась раз-другой машинкой — зеленая ракета.
— Ну, Оля, достригут меня, наверное, немцы, — сказал я мастеру и помчался к самолету.
Был тогда бой, и очень тяжелый для меня. И я все ждал: вот-вот полоснет по мне очередь. Но все обошлось.
На земле сказал ребятам: «Чепуха — все это предрассудки!»
— Значит, добровольцев нет? Ну ладно, кто полетит со мной?
Вперед шагнула вся эскадрилья.
— Со мной пойдет Филиппов.
Выбор на Филиппове остановлен все по той же причине: на его машине стоял добротный новый мотор. К тому же он был моим ведомым.
Мы устремились к самолетам, когда я услышал голос Ковалева:
— Скоморох, возьми машину Романова.
Новенький Ла-7 недавно пригнал штурман дивизии майор Николай Романов из учебного центра, где он переучивался. Управление дивизии находилось рядом с полком, поэтому самолет был у нас на стоянке.
Механик-белорус старшина Данило Матвеенко, сменивший Петра Мартюшева в связи с переводом меня в 31-й полк, быстро перенес парашют с моего Ла-5 в самолет Романова. После Нижней Дуванки я стал с уважением относиться к парашюту, всегда присутствовал при его переукладке, проверял крепление шпилек. Сев в кабину, буквально в считанные минуты разобрался с ее особенностями, освоился в ней.
В 17.20 мы с Филипповым были в воздухе. Я выполнил несколько бочек, пару крутых горок — машина как зверь! На том и закончилось мое переучивание. Станция наведения вывела нас в район Каполнаш — Ниек. Думали, что состоится обычный рядовой вылет. А получилось совсем наоборот.
Впереди показалась десятка ФВ-190. Она стала разворачиваться для нанесения удара по позициям наших войск. Медлить нельзя. Врезаюсь в строй и первой очередью сбиваю замыкавшую его машину. И сразу же открыл огонь по следующей.
Среди «фоккеров» началась паника, они рассыпались в стороны, снизились до бреющего полета и стали уходить на свою территорию.
Но тут появилась восьмерка ФВ-190. Она попыталась с ходу отбомбиться по нашим войскам. Мы с Филипповым камнем свалились на фашистов и молниеносными ударами подожгли каждый по одному стервятнику. Они рухнули на землю прямо возле станции наведения, чуть было не накрыв ее.
Осталось шесть «фоккеров», но они еще пытаются прорваться к цели. Откуда такое нахальство?! Надо проучить. Подхожу снизу к следующей паре и с дистанции 30—40 метров сваливаю еще одного фашиста. Теперь немцам не до бомбежки — по газам и восвояси.
Считали, на том конец. Ан нет! — появилась еще одна группа ФВ-190. Снова — восьмерка.
Мы не дали ей даже близко подойти к месту бомбометания: стремительно атаковали, заставили куда попало сбросить свой смертоносный груз. Поджигаю еще одну машину. Разматывая шлейф густого черного дыма, она стала уходить. Тогда ее настиг Филиппов и короткой очередью добил окончательно.
— Молодцы, Ястребы, объявляю вам благодарность! — услышали мы в наушниках голос командира корпуса. Оказывается, он находился на станции наведения, наблюдал за боем.
На земле мы сразу попали в объятия Онуфриенко, всех летчиков: они поздравляли нас с высокими наградами — орденами Красного Знамени.
— Выходит, что фотографирование было к счастью, — довольный таким поворотом дела сказал Гаврилов.
— Выходит, что так, — сказал я и направился за командиром полка на КП, где была поставлена задача на завтра.