Все произошло так. Начальник воздушно-стрелковой службы хотел обязательно попасть, увлекся, ракурс свел почти к нулю и дал очередь тогда, когда мишень была в створе с самолетом-буксировщиком. В результате вместо «конуса» по самолету Калашонка врезал. Вот ему Калашонок и сказал: «Я тебе покажу сейчас… как по своим стрелять!»
Я закрыл полеты, разобрал этот случай. Хорошо, как говорится, что хорошо кончается, но могло быть и хуже.
По дороге в штаб встретил Якубовского, рассказал о случившемся.
— Бедный Калашонок, и в мирное время ему не везет, — сказал Петро и продолжал: — А этот орел с каргиными перьями и на фронте неметко стрелял, но ты особенно не расстраивайся. Расскажи, как у тебя дела с подготовкой к сдаче экзаменов в академию?
— Это ты к чему задаешь вопрос?
— Сейчас узнаешь: твои документы до Москвы не дошли.
— Почему?
— Не знаю, видимо, у начальства на тебя другие виды…
Это известие ошеломило меня, посмотрел на Петра. По моему взгляду он понял, чего я от него хочу, и подтвердил:
— Коля, я не шучу.
В его словах было столько искренности и сочувствия, что других объяснений не потребовалось.
— Спасибо, — ответил я и зашагал к штабу. Он за мной.
— Ты куда?
— С тобой.
— Зачем?
— Ходатайствовать за тебя и за себя.
— А ты при чем здесь?
— Я тоже решил ехать учиться.
— Когда?
— Вчера, когда получил письмо от девушки, с которой познакомился в Москве…
Командир к нашей просьбе отнесся с сочувствием, но твердо отказал. Мы попросили разрешения обратиться к вышестоящим начальникам, но и они ответили отказом. Сожалели, что уехал в Москву наш бывший командующий В. А. Судец. Долго искали выхода из создавшегося положения и нашли: под видом отпуска едем в академию. Сказано — сделано. Просим отпуск, дают, но как быть с документами? Снова загвоздка. Идем к начальнику отдела кадров.
Петя Якубовский с порога дипломатично бросает:
— Здравствуй, друже!
— Здравствуйте, — отвечает капитан Поздняков, человек, который всю войну, наряду со многими заботами, занимался составлением наградных реляций на наших ребят.
Он писал и на нас не раз и, конечно зная наши боевые биографии не хуже, чем мы сами, уважал нас.
— С чем пожаловали к штабной крысе, орлы боевые?
— К другу, — поправил Якубовский.
— Не хитри, Петр Григорьевич, говори.
— Хватит, Петя, паясничать, — вмешался я и изложил нашу просьбу, закончив словами: — Тебе, кроме выговора, ничего не дадут, а нам доброе сделаешь.
Он задумался. Петя говорит:
— Мы расписку дадим.
— При чем тут расписка.
Посмотрел на нас и полез в шкаф за личными делами. Мы стоим и не дышим. Через несколько минут пакеты с личными делами в наших руках. Сердечно благодарим и уходим.
— Петя, ни гугу, — бросаю я на ходу.
— Коля, зачем предупреждать, я хорошо усвоил: не говори, что знаешь, но знай, что говоришь, — заверил он.
«Вот язык, всегда найдется», — позавидовал я ему.
Подходим к дому, открываю дверь и слышу знакомые голоса: мои старые боевые друзья — Толя Мартынов, Вася Овчинников, Валя Шевырин.
— Вот оно, наше начальство, женился, забрался в райскую страну и молчит. Слышали: в академию собрался? Слух прошел, ты должен был приехать к нам, ждали, но не дождались. Вот и решили перед отъездом на Родину заехать к тебе попрощаться, — строчили они, перебивая друг друга.
— Братцы, — взмолился я, — я все расскажу, как на духу, и трижды извинюсь и покаюсь, но только отпустите, а то у меня от ваших чувств ребра болят.
Вошли мы в комнату, а там Маша уже стол накрыла. Пошел разговор о делах мирских, затем вспомнили Адлер, Нижнюю Дуванку и другие события минувших дней.
Поздно ночью закончилась наша встреча.
На следующий день я проводил их и направился в штаб, навстречу мне — посыльный с пакетом.
— Это вам, товарищ майор, — ловко щелкнув каблуками, отрапортовал он, передавая пакет.
Я взял весь в сургучных печатях пакет, повертел его в недоумении, а затем спросил:
— Служебный?
— Начальник штаба сказал — личный, — ответил солдат.
— Спасибо, — бросил я и пошел к себе, размышляя по дороге, от кого это послание. Смотрю и глазам своим не верю: Министерство государственной безопасности. Стал вспоминать, вроде бы деловой переписки с этим адресатом не поддерживал, друзей тоже там нет. Я-то им зачем понадобился?
Мои догадки были разрешены сразу же, как только я вскрыл пакет, в котором было два письма. Одно из министерства, а второе из Югославии. В первом письме препровождался перевод письма югославской девушки. Второе письмо — от Марички.