Техники, видя, что летчики приближаются к самолетам, стали запускать моторы, и к нашему приезду все винты вращались. По отработанной методике с машины — в кабину, застегнули лямки парашютов, привязные ремни, осмотрели оборудование, надели шлемофоны и начали выруливать. Я расставил полк так: звено управления впереди, затем три эскадрильи по 12 самолетов выстроились в колонну. Грунтовой аэродром позволял выполнять взлет одновременно эскадрильей. Вскоре полк был в воздухе. Нормативы были перекрыты в несколько раз.
Каждая эскадрилья выполняла свое задание. Со своим звеном я провел воздушный бой: пара на пару над аэродромом, чтобы показать мастерство летчиков. Затем провели одиночный воздушный бой, и тройка пошла на посадку, а я выполнил высший пилотаж над аэродромом на малой высоте, произвел посадку и доложил Вершинину.
— Очень хорошо! — сказал он. — Но может быть, не следует так низко проходить над аэродромом?
— Ничего страшного нет, но я учту ваши замечания, — ответил я.
Настроение было приподнятое. Я понял, что первое впечатление о полке хорошее. Наша задача — не испортить этого впечатления. И вот эскадрильи после выполнения разных заданий пришли на аэродром почти одновременно. Мы продумали их роспуск на таком месте, которое позволило бы в короткое время произвести посадку. Первая эскадрилья пошла на посадку, за ней вторая, а третья прикрывает. В нужное время два звена третьей эскадрильи идут на посадку, одно прикрывает и затем, срезав круг, садится последним. Перед заходом на посадку командир дивизии спросил меня:
— Как будете садиться: парами или одиночно?
Я ему ответил:
— Звеньями!
Полк организованно произвел посадку в два с половиной раза меньше по времени, чем это выполняется обычно, когда садятся парами, а некоторые самолеты одиночно.
Вершинину действия полка очень понравились. Он с большой теплотой высказался о действиях личного состава, высоко оценив летный, технический состав, разумную сметку инженера и командира батальона, начальника штаба полка. В заключение объявил благодарность и улетел, сказав на прощание:
— Рад и доволен. Стоите на верном пути, но следует ли производить посадку в составе звеньев? Уж очень норовистые у вас кони.
— Вас понял, товарищ командующий, — ответил я. — Мы подумаем. — А про себя улыбнулся: «Хорошо, что Вершинин еще не знает, что мы ночью садимся парами».
После отлета командующего у нас состоялась беседа с командиром дивизии полковником Федором Никитичем Черемухиным. С добрым, хорошим чувством он поздравил меня и сказал:
— Смотрел я на твою работу, Скоморохов, радовался и боялся. Радовало то, что ты берешь основные вопросы и решаешь их быстро, смело, со знанием дела. А волновало то, что они решались на пределе возможностей человека и техники. Наблюдая твой пилотаж ранее и сегодня над аэродромом от земли, я обратил внимание, что при выполнении нисходящих вертикальных фигур ты шел к земле почти на полных оборотах мотора с вертикальной скоростью сто тридцать-сто пятьдесят метров в секунду. Умело и вовремя брал ручку управления на себя и затем прижимался к земле под острым углом на высоте десять-двадцать метров; снова вертикально с превосходным запасом мощности мотора самолет круто, но плавно описывал кривые и ни разу не выходил на критические углы атаки. Но стоит летчику промедлить только одну секунду, как самолет вертикально понесется к земле, и тогда может не хватить высоты…
Слушая его, я мысленно следовал за его словами, как будто находился в самолете, и у меня мурашки пошли по спине…
— Пойми, люди разные, — продолжал он, — сдавшие на «отлично» зачетные упражнения не станут от этого одинаковыми летчиками. Имей резерв, не работай на пределе возможности. Не измеряй всех своей меркой… Я воевал очень мало, выполнил всего несколько боевых вылетов. Но все то, что ты делаешь для боя, я считаю абсолютно правильным и могу только перенимать все лучшее у тебя, а не учить. Но вот в летной практике, методической подготовке я кое-что понимаю. И поэтому запомни: методика боевой подготовки — это наука тонкая, ее нужно постичь и умело ею пользоваться.
Да, действительно, командир дивизии был превосходный методист. В этом я неоднократно убеждался.
Итак, получив серьезный сигнал, я задумался. Внутри у меня продолжалась борьба. «Как же так, почему? Если летчики отработали до совершенства все упражнения, они должны их выполнять все одинаково», — думал я. Но пройдет время, и у меня будет возможность убедиться, что я был не прав. К сожалению, это будет доказано ценой жизни одного из летчиков.
Проводив командира дивизии, я направился к своим заместителям. Они не скрывали радости и хорошего настроения. Действительно, личный состав полка показал себя блестяще.